«Тектология» А.А. Богданова и особенности системной аналитики

Системный подход был одним из наиболее интересных явлений в аналитической мысли. Если выразить общую идею, с которой были бы согласны и аналитики ХХ века и их предшественники многих веков раньше, то она состоит в утверждении о том, что «целое имеет большую содержательность, чем содержательность частей». Сколько бы не вносили различных деталей в такую формулу, она остается основанием абсолютного числа, характеризующих «системы». Однако при более тонких рассмотрениях выявляется необходимость различить «структуры» и «системы». Их нетождественность ведет к более глубокому взгляду на системы и к более глубоким и эффективным аналитическим технологиям.

Для того чтобы перейти к более глубокому взгляду на системы, очень полезно присмотреться к «тектологии» А.А.Богданова (1989). Мысли А.А.Богданова не утеряли значимость и часто более содержательны, чем у основных представителей «системно-структурного подхода». Мы используем их для постановки ряда ключевых проблем системной аналитики[1].

А.А.Богданов ставит задачу обобщенно с выделением минимального числа наиболее повторяющихся элементов и отбрасыванием осложняющих моментов, оставляя их на этап возврата к частным задачам[2]. Ему важно иметь «всеобобщающий метод»[3].

Его интересует организационный аспект, обладающий всеобщностью, присущий оформляющей мысли. А.А.Богданова интересует единая организация вещей, людей, идей, организационная точка зрения[4]. Он утверждал, что любая человеческая деятельность является или организующей, или дезорганизующей.

«Организовать», это значит сгруппировать людей для какой-либо цели, координировать, регулировать их действия в духе единства, привести всех к планомерно функционирующей системе[5].

И так, мы видим, что имеющееся совмещается под достижение поставленной цели и совмещенность поддерживается до достижения цели.

В наличии предполагается совмещающий, поставивший цель, строящий совместное бытие, поддерживающий совмещенность, прекращающий совмещение.

Именно созидание совмещения различного, регулирование совмещенности ведет к тому результату, который был содержанием цели.

Однако здесь следует различить:

1. множество воздействий, вынуждающих отдельности к совмещению, к преодолению автономного их бытия и динамику поддержания взаимозависимости, что можно назвать действиями по структурированию, и
2. множество воздействий, подчиненных заранее зафиксированному представлению о взаимосвязанном бытии отдельностей, что составляет «подведение» бытия отдельностей под готовую форму.

Сам созидающий структуру подчинен содержанию «формы» этой структуры и заставляет элементы быть взаимозависимыми по требованиям формы, заставляет - себя подчиниться требованиям формы.

• Структура, подчиненная требованиям формы как содержательного основания структуры, превращается в «систему».

В природе нет субъективного начала подведения имеющегося под форму. Однако у воспроизводящихся атомов есть то, что позволяет сохраняться атому при смене экземпляров частей атома. Так же существует воспроизводящаяся клетка, организм и т.п.

Если человек обладает способностью подведения имеющегося - под форму, им же и созидаемую, а подведение под форму называется «организацией», то что-то и в природе воспроизводит бытие какого-либо нечто путем подведения элементов под форму структуры и устранения тех элементов, которые под форму неподводимы.

Предполагая такую природную «силу», можно все те «нечто», которые воспроизводятся в своем бытии, называть «организованностями», так же как и созданные по воле людей.

В свое время Аристотель утверждал, что любое нечто имеет «форму» и «материю», а форма активно совмещает элементы материи, преодолевая самостоятельность бытия элементов (1976). Поэтому можно называть все эти «нечто» не структурами, а системами.

• Структуры включают удерживание в совмещенном состоянии усилиями самих элементов, а
• системы – усилиями форм и их «агентов».

Различив «структуры», с их неустойчивостью из-за внутренних источников совмещенного бытия, и «системы», опирающиеся на внешние источники совмещенного бытия, прежде всего – «формы» для структуры, можем продолжить слежение за мыслью А.А.Богданова.

Если, обсуждая организационный характер любой человеческой деятельности и утверждая, что у нее нет иных задач, кроме организационных, А.А.Богданов следует исходному основанию, явному субъективному обеспечению активного совмещения ранее автономных «частей», то при обсуждении организующей потенции природы происходит смена оснований.

Он утверждает, что природа сама «великий первый организатор», и человек суть ее организационное произведение и «ученик природы»[6].  Говорится о связности и утере связности.

• Но что за «сила», принуждающая к связности, кто источник формы для подведения?
• Каковы особенности формообразующего процесса и процесса принуждения к соответствию форме в природе, отличающейся от целеполагания, нормополагания в усилиях человека?

А.А.Богданов говорит, что есть глубокое отличие между слепым действием сил природы и планомерными усилиями людей, хотя люди и подражают природе в приемах организационной деятельности, подражая естественным формам[7].

И в то же время делается вывод о принципиальной однородности организационных функций человека и природы, опираясь на сам феномен подражания[8].

Подчеркивается, что теории, поэтические произведения, правовые нормы и т.п. имеют свою расчлененную совокупность частей, выполняющих различные функции, взаимодополняя друг друга, а принцип организации тот же, что и для организма[9].

Очевидно, что человек, прошедший процесс самореализации, окультуривания, приобретший способности к полаганию целей, в отличии от самовыражения под давлением потребностных состояний, способности к проектированию состояний объектов и к преобразованию объектов и групп, отдельных людей в рамках проектов, целей, способов преобразования - резко отличается от животных. Если животные осуществляют жизнедеятельность, самопроявляются под влиянием потребностной динамики и инстинктивных стереотипов, то они не могут самокорректироваться в рамках фиксированных целей и задач, не могут идти вопреки естественной динамики самовыражения.

Человек же может и подготовить цель, задачи, и подчиняться их содержанию - вопреки естественной динамике. Хотя человек и совмещает природные и надприродные «схемы поведения», он сам включенный в целый ряд типов бытия одновременно[10].

Если человек уподобляется внешним образцам, замеченным в природе или в социокультурной динамике, в деятельности, в культуре и т.п., то уподобление включено либо в естественную динамику жизнедеятельности, либо в надприродные типы самоорганизации.

В природных формах он может лишь воздействовать на что-либо и, в частности, порождать в них структурирующий эффект, а в надприродных типах влияния на внешнее и на себя самого - он уже способен созидать системы. Поэтому нельзя говорить о созданиях организованностей в структурировании, в естественной динамике человека.

Ситуационное, непредсказуемое структурирование или деструктурирование имеет другую «природу», чем надситуационное, предсказуемое порождение систем.

При констатации подобия и «принципиальной однородности» функций человека и природы упускается из вида различие между «естественным» и «искусственным»[11].

«Искусственное» характерно наличием замысла, подчинения естественной динамики замыслу и самой возможности менять замысел.

В природе, в мире «естественности» нет персонифицированных замыслов и их изменяемости. Если и есть замысел, то «божественный», универсумальный, актуализированный в ходе «построения», «создания» мира.

Другое дело, что в этом «замысле» предполагается динамика, ведущая к допустимым модификациям объектов. Но каковы законы этой динамики – следует еще их ввести в онтологических версиях.

Если человек обладает созидательным потенциалом как часть универсума, то в природе созидательным потенциалом обладает лишь первооснова универсума, а остальные изменения суть следствия этих первооснований. Человек является частью универсумального замысла, в котором внесена способность части, - человека, уподобляться целому, универсуму, точнее – порождающему основанию.

Следует отметить, что А.А.Богданов, говоря о теориях, нормах и т.п., подчеркивает «расчлененную совокупность частей» и выполнение ими различенных функций, считая, что реализуется тот же принцип, что и при организации в организме.

Однако мы видим сначала процесс структурирования, связывания частей.

Если же говорить о функции частей в целостности, структуре, то преждевременно использовать термин «функция». Его содержание можно свести к конкретной характеристике зависимости и не отличать от естественной динамики, что характерно для структирования.

При переходе к созданию системы связи уже выражаются в содержании формы и требований формы, что не совпадает с рассмотрением структуры.

Формы вносят момент фиксированности, внеситуативности в бытие структур, что и приводит к бытию систем.

• Но и формные требования к зависимости частей еще не тождественны функциям.

Здесь и необходимо существенное углубление анализа.

Когда говорится о функции чего-либо, то не имеют в виду конкретные «обязательства» части перед другими частями и целостностью, наподобие конкретной части единой задачи, поставленной перед коллективом, перед кооперантами в системах деятельности.

Говоря о функции, мы раскрываем и «предназначенность» части в единости целого, предполагая, что и целое может иметь предназначение, а не только включенность в решение меняющихся задач. Функциональное содержание принципиально абстрактно и вводится как основание любых модификаций формных требований типа нечто[12].

В отличие от форм Аристотеля Платон ввел учение об «идеях», вечных, неизменных, которым реально существующее уподобляется[13]. Именно «идеи» и суть функциональные места для будущих организованностей. Но для этого нужна еще морфология наполнения места, способная подчиниться, уподобиться требованиям функционального места. Мера уподобления может быть разная, и - этим предопределяется появление форм Аристотеля.

 Именно универсум, обладая основанием своих дифференцировок – «идеей идей» Платона, создает в формообразовании функциональную структуру бытия универсума, а затем и морфологизирует ее, порождая организованность универсума.

Кроме того, между функциональной формой, организованностной формой и организованностной морфологией существуют динамические отношения, которые в древних онтологиях трактовали как отношения «Неба» и «Земли» и т.п.

Важно подчеркнуть, что любая организованность, «нечто», имеет как характеристики функционального, так и характеристики формного типов, а также характеристик морфологические и формно-морфологические.

«Нечто» как система состоит из представительства исходных начал – «функции» и «морфологии», которые конкретизируются в их совмещении, в порождении «организованности». Можно говорить о структурированной морфологии при совмещении с формой, но в рамках системы.

• Как правило, эти усложняющие моменты остаются у системных аналитиков вне внимания, что и ведет к множеству ошибок и парадоксов.

А.А.Богданов создавая свою «тектологию» был устремлен к систематизации организационного опыта человечества, опыта «строительства»[14]. В связи с этим он выделил идею цели, считая, что и организм, и организация имеют свою «цель», в соответствии с которой они и построены.

Чтобы устранить трудности в трактовке целеполагания, целепредставления применительно и к природе, он говорит о наличии «объективной целесообразности» как результате борьбы организационных форм и естественного отбора[15]. Более того, целесообразность он сводит до статуса метафоры, стараясь нейтрализовать характеристику организованности.

Привлекается термин «активность» частей и обсуждается сложение и вычитание активностей, сопротивление, преодолеваемое ими в сотрудничестве. Высокая организованность опирается на стройность соединения активностей и минимизацию противоречий[16]. Тем самым, части целого, обладая своей относительной самостоятельностью, проявляют активность и реагируют на активность иных частей, поддерживая или тормозя активность иных частей. Говорится об обратимости категорий «активность» и «сопротивление»[17].

Мы видим, что обсуждается процесс структурирования, в котором ограничивается самостоятельность ранее отдельных объектных единиц.

Осуществляется переход от самостоятельного воспроизводимого бытия с «эгоцентрическим» реагированием на любые внешние условия, вне учета особенностей иных объектных единиц, - к коррекции бытия, проявлений в зависимости от учета особенностей иных единиц.

Коррекции носят вынужденный характер, в связи с воздействиями извне. Сопротивление воздействиям определяется устроенностью и своеобразием каждого сопротивляющегося «нечто».

А.А.Богданов уделяет внимание «активности». Но она определяется характером самопроявления объектной единицы, цикликой воспроизводимого бытия, устроенностью единицы.

Объектная основа активности не раскрывается достаточно полно, так как она предполагает не структурный, а системный взгляд на «нечто».

А.А.Богданов связывает здесь и противоречия - с внешними взаимоотношениями между объектными единицами, взаимно препятствующими самовыражениям каждой единицы. Внутренние противоречия остаются нераскрытыми.

Он отождествляет «активность» и «энергию», используя в качестве исходного материала для введения характеристик «активности вообще» активность человека, рассматривая активность животных по подобию активности людей[18]. Активные усилия человека ограничиваются сопротивлением тех объектов, на которые направлены усилия, и усилия по преодолению сопротивления трактуются как затрачиваемая «энергия». В то же время и сопротивление трактуется как активность, направленная на ограничение воздействия.

Применяя эти различения к структуре «нечто», мы приходим к относительности устойчивости структуры и «организованности», так как и части целого, элементы структуры проявляются и в самовоздействии на иные части, и в сопротивлении воздействиям иных частей.

Структурированные единицы входят в отношения с другими структурированными единицами в акцентах воздействия и сопротивления, что и рассматривается А.А.Богдановым как двоякость активности[19].

Структурная динамика несет в себе идею относительности, отнесенную к активностям двух типов. Поэтому А.А.Богданов утверждает об организованности или дезорганизованности в зависимости от сочетания активностей, и высокий тип организованности определяется способностью к преодолению активности сопротивления окружающей среды[20].

Тем самым, А.А.Богданов сохраняет неразличение между структурой и системой, называя эти организованности системами по указанному основанию. Части соединяются в целое, а целое разделяется на части и говорится о цепях соединений и разъединений[21].

Морфологический подход налицо, и теряет значимость функциональная основа организованностей, что и присуще системам и о чем вел речь еще Аристотель, Платон.

Соединение комплексов А.А.Богданов называет «конъюгацией», считая этот термин формальным, наподобие сложения величин. В то же время, учитывая объектность содержаний, он говорит и о преобразовательности комплексов в ходе конъюгации, появлении общих элементов разных комплексов, организационной связи. Объединение посредством общих звеньев А.А.Богданов называет «цепной связью»[22].

Мы видим, что сохраняется анализ структурной динамики.

Рассуждения о «тектологической границе» между двумя комплексами, ее появление и исчезновение связывается с выявлением отдельностей и синтезирования новых целостностей, с явлениями организационных кризисов[23]. В структурной динамике обнаруживается перемещение активностей от мест большего напряжения к местам меньшего напряжения.

А.А.Богданов нередко заменяет термин «система» на термин «структура», говорит об изменениях структуры в контексте бесконечно развертывающейся цепи в зависимости от разности напряжений[24]. В этом контексте обсуждается возникновение и уничтожение в рамках регулирующего механизма, включая «отбор» и «подбор»[25]. Структурная динамика не мешает обсуждать сохраняемость организма, и А.А.Богданов говорит о том, что возникновение и уничтожение, появление и исчезновение частей, элементов сопровождается сохранением целого, «приблизительно», сохраняться «тем же самым», говорить о подвижном равновесии[26].

Иначе говоря, основное различие систем и структур не принимается в расчет, сводя анализ к структурной динамике.

Простейшие примеры системной аналитики, характерные для таких типов бытия, как социокультурный, деятельностный, культурный, духовный и т.п. не входят в содержание анализа. А ведь именно социокультурная, деятельностная, культурная, духовная норма, оставаясь неизменной в ходе реализации, исключенная из динамик становится основанием организованностей, т.е. систем. Привлекаемая к реализации морфология, ресурсы сами по себе могут демонстрировать лишь структурную динамику, сущность которой лежит не в ней самой, а в определяющей структурирование норме.

Именно она, норма, предстает как «форма» системы, а структура, с ее динамикой, лишь «материей», по Аристотелю.

Сохранение организованности, системы предполагает морфологическое, ресурсное структурирование, но предопределяется именно формой. Это подробно обсуждено в методологии[27].

• Продукт становится системой, организованностью, если исходный материал подчинился в структурной динамике требованиям цели или нормы продукта.

Другое дело, что и норма становится морфологией, если она в рефлексии подвергается содержательным трансформациям, зависящим от способов и средств рефлектирующего мышления. Эти трансформации имеют свою, уже рефлексивно-мыслительную форму, а рефлектирование, если подобные формы становятся фиксируемыми, приобретает статус организованности или системы.

В то же время, чаще рефлектирование происходит «стихийно», вне рефлексивных форм, что сводит рефлексивный процесс к структурно-мыслительной динамике.

Это является источником слабости, например, стратегических разработок, отсутствия профессионализма в стратегическом управлении[28].

А.А.Богданов касается и развития, сохраняемости форм в природе. Он отмечает, что сохранение в развитии соотнесено и с переходами к иному уровню и к иному содержанию сохраняемого[29]. Сохранение в изменяющейся среде включает в себя не только обменное равновесие, но и «возрастание суммы активностей», перевес ассимиляции, что ведет к увеличению сопротивления.

Как мы видим, трактовка и развития отстраняется от качественных, формно-функциональных переходов, сводится к структурной динамике с количественно обнаруживаемым порогам уровня развития.

Конечно, А.А.Богданов стремится поправить чисто количественно-морфологический подход и говорит, что устойчивость комплексов зависит не только от количества активностей, но и от способа их сочетания, от характера их организационной связи[30]. Но и эти утончения в размышлении включены именно в структурную динамику.

Структурные противоречия продолжают действовать в условиях присоединения элементов или отрыва наименее прочно связанных элементов. Если упрощается внутренняя взаимосвязь, то организационная прочность увеличивается, а энергия понижается. Усложнение же и рост неоднородности уменьшают стройность и устойчивость целого, которую А.А.Богданов как бы незаметно для себя называет системой[31].

При возникновении кризисов возникает тенденция отбрасывания устарелых форм организации. Он подчеркивает, что группировки с более высокой устойчивостью и совершенной организованностью в неблагоприятных условиях могут погибать, а группировки более низкой организованности в благоприятных условиях могут сохраняться и усиливаться. Оба процесса стихийно организуют мир[32].

Эту линию мысли, которая реализует структурно-морфологический подход, А.А.Богданов рассматривает как выражающую давно существовавший в философии подход. Он даже Гегеля относит к высоким представителям такого подхода, что говорит о глубоком непонимании гегелевской онтологии и механизма мышления[33].

Гегель же, сохраняя глубинные основания именно системного подхода, анализировал соотношение идеи «в-себе» как формно-функционального основания «нечто», с ее инобытием, с ее заимствованием «для-иного» бытия, уподоблением внешнему, морфологическому бытию с морфоструктурной динамикой. В своих взглядах Гегель учел все до него существовавшие онтологические версии и совместил в самоустремленности бытия идеи взгляды, в частности, и Платона, и Аристотеля.

«Структурность» подхода проявляется у А.А.Богданова и при анализе равновесия, при отметке, что равновесие слагается из компонентов неуравновешенности, и тенденции равновесия возникают из бесчисленных нарушений равновесия, путем структурных изменений[34].

Если бы признавалось бытие формы, которая базируется на неизменяемости в сохраняемом и воспроизводимом нечто, на непредопределении бытия вовлекаемой морфологии, на особом механизме изменяемости и качественных переоформлениях, - то рассуждения были бы иными.

Именно невидение формодинамики, понимание которой требует иной уровень культуры мышления, оперирования высокими абстракциями и способностями к их объектно-онтологической, реконструктивной и конструктивно-прогностической и проектно-конструктивной нормам использования - порождает невидение абстрактных типов норм, например, стратегий, сведение их к предстратегическим нормам. 

В частности, неслучайно, что часто американские исследователи и аналитики стратегического управления трактуют условия изменяемости стратегий по критериям изменяемости ситуационных форм[35].

А.А.Богданов достаточно тонко характеризует структурную динамику, во многом демонстрируя «стандарты» синергетического подхода. Он обсуждает взаимное дополнение частей в целостности, поддержку связанности внутренней средой, передачу излишков и т.п., что способствует поддержанию структурной устойчивости и прочности организованности[36].

Однако он опирается именно на «дополнительность» связей и отношений, характерную для структурной динамики, непредсказуемость сведения массы в структуру, отсутствие изначального основания структурирования, что принципиально важно для системной аналитики. Обращаясь к таким сложным явлениям, как «духовная культура», А.А.Богданов и в динамике идеологического процесса видит морфологические факторы, к которым, например, относит критику, обеспечивающую крушение систем, частичное разрушение, перестройки[37].

То, что критика может совмещаться с арбитражем, вносящим формы, определенность и подконтрольность критической энергии, он не замечает. Именно арбитраж и его применение в организации мыслекоммуникации, предопределяет внесение неслучайности, формности и функционализированности в мыслекоммуникативный процесс, что и показано историей методологии во второй половине ХХ века[38].

Иногда А.А.Богданов почти преодолевает структурно-динамический стиль изложения.

Говоря о «системных противоречиях», росте организационных различий между частями целого, он подчеркивает, что сила организма заключается в точной координации частей, в строгом соответствии разделенных и взаимосвязанных функций[39]. Если понимать функции не морфологически и конкретно, а формно-абстрактно, то функциональная структура «принуждает» морфологию составных частей быть себе соответствующими и - этим придает структуре необходимую стабильность, сохраняемость взаимозависимостей.

Активная и принуждающая сила формы, функциональной структуры является фундаментальной особенностью систем, тогда как структурные зависимости оставляют части «самореализующимися» эгоцентрично и ситуационно зависимыми от непредсказуемой динамики отношений.

Однако, легко покинув функционально-формный тип рассмотрения, А.А.Богданов вновь возвращается к частям как таковым вне их «предназначенности» и зависимыми не от формы и функций, а от внутренней организации, темпа жизни, силы сопротивления среде, что и ведет к дезорганизации. Элементы менее устойчивые вытесняются элементами более устойчивым, и создаются условия для разрыва связей между частями, вплоть до распада[40].

Конечно, относительная самостоятельность морфологии позволяет ей противостоять в самореализации фиксированной форме и функции, дестабилизируя «нечто»[41]. Но необходимость параллельного анализа судьбы «формы» и даже «функции» остается, предполагая совмещение слежений за формой и морфологией, их взаимовлияний с учетом специфики друг друга. А это как раз и не соблюдается в анализе А.А.Богданова. Обращение к функциям и формам приобретает либо риторический характер, либо трактуется по критериям структурной динамики.

Так, обсуждая схождение форм, он обращает главное внимание сходно направленному подбору со стороны сходной среды[42]. Даже при анализе саморегуляции и «саморемонтирумости» организма, замены материалом, берущимся из окружающей среды и приведения к нужному «химическому составу тканей», приближаясь к главному явлению - системности, он сводит явление к «загадочному» типу.[43] Переход от созерцательного принципа познания к «умопостигаемому», который связывался издревле с прихождением к пониманию сущности наблюдаемого (Анаксагор, Пифагор, Платон, Плотин и др.) – не осуществляется.

Неслучайно А.А.Богданов в ходе обсуждения «организационных систем» вновь ограничивается слежением за комплексами, их зависимостями друг от друга, неравномерностью влияний, выделением ведущих комплексов, «собирающих материю воедино»[44].

Процессы в структурной динамике различаются на сбор организуемого содержания, - ингрессия, концентрирование содержания, - эгрессия, фиксирование сконцентрированного содержания, - дегрессия, и всякое событие рассматривается с точки зрения сохранения, умножения одних активностей, упрочения одних связей и устранения, ослабления, разрыва других связей, а фактором подбора остается среда, максимально проявляющаяся в пограничном слое[45].

Все остается характерным для структурной динамики, морфологического подхода, а потому вне слежения за собственно системами.

Говоря об устойчивости социальных сред и факторе задач, программ, А.А.Богданов подчеркивает не их «консервирующий», формный потенциал, а их пластичность, антидогматичность, жизненную изменчивость, что неизбежно связано с применением и - в мире форм - морфологического подхода[46]. Он выделяет положение, согласно которому программа не служит устойчивой основой для подбора даже тогда, когда она не меняется, исходя из значимости пластичности систем[47].

Неслучайна и критика формальной логики, которая демонстрирует, как говорит А.А.Богданов, свою консервативность в мыслительных действиях подбора и этим предопределяет жесткую критику[48]. Но А.А.Богданов свел достоинства гегелевской критики к наличию у Гегеля в качестве оснований мышления - критерия «диалектичности», не рассматривая иные, например, «абстрактность» и «спекулятивность»[49]. Практически оставлена без внимания вся гегелевская конструкция обоснования и изложения логической версии.

Рассмотрение организационных форм комплексов со стороны их сменяемости сводится к уничтожению одних связей и возникновению новых[50]. Этим вытесняется специфика формной динамики, трактуемой по критериям морфодинамики.

При невыделенности формного бытия теряется сама возможность обсуждения переходов от социодинамики к социокультурной динамике, от функционирования к формному обеспечению развития, в отличие от стихийной изменяемости форм, часто присущей бесконтрольной инноватике, от предкультурных форм к культурным и т.п.

Экстремальная динамика изменений и кризисы рассматриваются лишь в ключе быстроты изменений, усложняемом факторами структурных перестроений[51]. Поэтому не могут быть рассмотрены формные кризисы, смена парадигм, идеологий, веровательных оснований и т.п.

Кризис трактуется как нарушение равновесия и переход к новому равновесию, как смена организационных традиций[52].

Сущностные основания остаются вне анализа и возможности их усмотрения.

Замена качественно-формных реконструкций, прогнозов, проектирования количественно-морфологическими их замещениями сводит на нет саму перспективу онтологически значимого анализа социокультурных, деятельностных, нравственно-духовных систем, цивилизационной динамики.

Множество основных проблем управления обществом, странами, объединениями стран, мировым сообществом, продемонстрированных в ходе исторической динамик, особенно в ХХ веке, являлись следствиями псевдосистемного подхода, ограниченности структурно-морфологического подхода. Тем более что аналитический корпус мирового сообщества находится до сих пор в плену указанного неразличения подходов.

В то же время, многие древние системы взглядов на мир были реально системно-объектными. Например, техника анализа на основе «Книги Перемен», китайской традиции аналитики, изначально предполагает обращение к полярным началам – «Небу» и «Земле», их отношениям, что и соответствует различиям «функции» и «морфологии» и их отношениям[53].

Итак, мы показали, что в воззрениях А.А.Богданова демонстрируется четкая линия и тонкость различений, усложнений в рамках структурно-динамического подхода.

В то же время, он пользуется термином «система», придавая ему содержательность в структурно-динамическом подходе. То, приближаясь, то, отдаляясь от формно-функционального аспекта системного анализа, он остается последовательно реализующим структурный подход.

Этим он оформил, систематизировал структурную аналитику и ввел инерцию неразличения систем и структур, как бы забыв большую историю философского анализа объектов, онтологическую линию философии, представленную как Платоном, Аристотелем, так и многими системно значимыми мыслителями.

• Эта инерция остается преобладающей в аналитике.

Методологическая версия системного анализа частично возвратила к собственно – системам, их формной основе (Г.П.Щедровицкий и его школа). Но она осталась в рамках аристотелевских оснований и упустила основные достоинства системно-онтологического анализа, идущие вслед за ориентирами Платона[54].

В то же время, тщательность и систематичность А.А.Богданова привели к выдающемуся образцу структурного подхода и аналитики, удобному для его возвышения до системного подхода, а затем метасистемного подхода, сохраняющего сущностные основания анализа любых систем.

В чем особенность системной, а затем – метасистемной аналитики?

Системная аналитика является более сложным уровнем, более развитым уровнем аналитики. Сама аналитика базируется на рефлексивной надстройке над действиями, обслуживая коррекцию способов действий на основе выявлений причин возникающих или возможных затруднений в действиях и материале реконструкций осуществленных действий[55].

Ведущим в аналитике предстает выявление причин затруднений и постановка проблем. Тем самым, аналитик ставит вопросы о процессуальной динамике, факторах ее осуществления, прежде всего – отрицательных, о возможных путях преодоления затруднений, решения проблем в рамках притязаний субъекта действий.

Более первичной и простой предстает структурная аналитика. Она опирается на динамические реконструкции созерцательного типа, переходящие в прогностические и проектные конструирования. Морфологический акцент вытекает из созерцательности познавательного и рефлексивного отношения, что и позволяет замечать и препарировать структуры.

Для того чтобы перейти к системному уровню аналитики, следует дополнить созерцательные реконструкции, не способные к рексиструкции сущностных причин бытия и динамики объектов – мыслительными, объектно-ориентированными реконструкциями и конструированиями.

Первый уровень существенности, отраженный во взглядах Аристотеля, обращен к выявлению «формы» объекта, непосредственной причины единости различного в потенциальном «изменении». Она выявляется лишь в мышлении за счет введения объектно-онтологических средств мышления.

Для созерцательного воззрения формы предстают «искусственными» мыслительными конструкциями, так же как в мире деятельности технологические конструкции для созерцающего деятельность выглядят произвольными конструкциями технологов.

Лишь совмещение требовательности технологических и любых нормативных форм с ресурсным, морфологическим обеспечением порождает само искуственно-естественное бытие действий, социокультурного поведения и т.п. В них вторично выявляются и «форма», и «материя», о которых говорил Аристотель, применительно к любым типам объектов.

Системный аналитик сначала рексиструирует бытие любого объекта созерцательно, затем мыслительно выявляет форму и, с ее помощью, морфологическую сторону объекта.

В завершении он совмещает формное и морфологическое отражение в единости «организованностного» реконструирования с переходом к последующему конструированию прогностического и нормативного типов.

Структурные реконструкции не дают отражения объектов как организованностей, но они составляют сторону системной аналитики, ее первичный этап.

Системный аналитик считает свою работу осуществленной, если он может ответить на вопросы о том,

1. как появляется форма и
2. как она морфологизируется,

• как совмещение «начал» происходит в динамике

1. становления,

2. функционирования,

3. развития,

4. деструкций и т.п.

Как бы сказал Аристотель, системный анализ позволяет показать в мысли соотнесение причин и следствий на объектной, а не только процессуальной основе.

Более развитой и сложной предстает метааналитика.

Она опирается не только на выявление и конструирование форм, допустимых объектом, но и на сущностную основу объектов, их генезис в охватывающем бытии, в пределе универсумального бытия.

Сущность объектов или платоновская «идея» объектов приобретает обоснованность, свою причину в динамике сущности и бытия охватывающих объектах, в пределе – универсума, т.е. первопричинах или «идее идей» Платона.

Тем самым, от метааналитика требуется способность

1. оперировать универсумальными представлениями,

2. онтологическими мыслительными конструкциями

• для ответов на вопросы о:

1. предназначении объектов, об
2. их функции,
3. имеющих «вечный» и «неизменный» характер.

Следовательно, метааналитик приобретает возможность раскрывать причины большего, наибольшего объема, давая наиболее «точные», сущностные трактовки бытия объектов, их внешне замечаемых проявлений.

Степень надежности, ясности, однозначности, определенности метасистемных аналитиков является максимальной, а позиция «системного аналитика» выступает как промежуточный этап, подготовленный структурной аналитикой.

Многие трудности совокупной деятельности науки, аналитики и консультирования преодолеваются сменой этапа структурной аналитики на системную аналитику.

Но только метааналитика имеет полноту возможностей огромное количество проблемных полей в интеллектуальной практике заменить задачными полями и придать единому рефлексивному опыту человечества «планомерный», отчетливый, надежный характер.

В последнее время быстро растет обращение к мировоззренческим конструкциям прошлого и к их строительству для решения актуальных проблем, особенно соотнесенных с динамикой макросистем. Это и подготавливает переход к преобладанию метааналитики в аналитическом пространстве.

Однако следует предварительно упрочить системную аналитику, преодолевая наивность структурной аналитики.

Литература

1. Анисимов О.С. «И Цзин Чжоу И» как шедевр акмеологической мысли. – М., 2006.
2. Анисимов О.С. Гегель: мышление и развитие. – М., 2000.
3. Анисимов О.С. Методология: сущность и события. – М., 2007.
4. Анисимов О.С. Методология на рубеже веков (к 50летию ММК). – М., 2004.
5. Анисимов О.С. Акмеология мышления. – М., 1997.
6. Анисимов О.С. Основы метааналитики. – М., 2007. Т. 1-2.
7. Анисимов О.С. Теоретическая психология и понятийная парадигма. – М., 2005.
8. Анисимов О.С. Методологический словарь. – М., 2004. Т.1.
9. Анисимов О.С. Стратегии и стратегическое мышление. – М., 1999.
10. Анисимов О.С. Государственное мышление в стратегическом управлении (Сущность и пути формирования). – М., 2005.
11. Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989. Т. 1 - 2.
12. Аристотель Собрание сочинений. - М., 1976.
13. Платон. Собрание сочинений. – М., 1993.
14. Щедровицкий Г.П. Работы разных лет. – М., 1995.
15. Щедровицкий Г.П. Философия. Наука. Методология. – М., 1997.
16. Гегель. Наука логики. Энциклопедия философских наук. - М., 1970. часть 1.

 Анисимов О.С.

---

[1] См. Анисимов О.С. 2007, 1997.

[2] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.1, с. 46-47.

[3] Там же, с. 47.

[4] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.1. с. 51-52.

[5] Указ. соч., с. 69-70.

[6] Указ. соч., с. 71-72.

[7] Указ. соч., с. 74-76.

[8] Указ. соч., с. 76-78.

[9] Указ. соч., с. 77-79.

[10] См. Анисимов О.С. 2004, 2005.

[11] См. также Г.П.Щедровицкий 1995.

[12] См. Анисимов О.С. 2007.

[13] Платон. Собрание сочинений. – М., 1993.

[14] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.1. с. 110-112.

[15] Указ. соч., с. 112-118.

[16] Указ. соч., с. 117-118.

[17] Указ. соч., с. 119-125.

[18] Указ. соч., с. 118-119.

[19] Указ. соч., с. 118-126.

[20] Указ. соч., с. 124-126.

[21] Указ. соч., с. 142-143.

[22] Указ. соч., с. 150-155.

[23] Указ. соч., с. 176-179.

[24] Указ. соч., с. 178-179.

[25] Указ. соч., с. 189-191.

[26] Указ. соч., с. 197-199.

[27] См. Г.П.Щедровицкий 1995.

[28] См. Анисимов О.С. 1999, 2006.

[29] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.1. с. 199-205.

[30] Указ. соч., с. 206-207.

[31] Указ. соч., с. 208-210.

[32] Указ. соч., с. 209-211.

[33] См. Анисимов О.С. 2000.

[34] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.1.  с. 250-258..

[35] см. обзоры, типа: Минцберг, Альстренд, Лэмпел – 2001; Минцберг, Куин, Тошал – 2001; Томпсон, Стрикленд, 2000 и др.

[36] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т. 2., с. 15-20.

[37] Указ. соч., т. 2., с. 23.

[38] Анисимов О.С. 2004, 2007; Щедровицкий Г.П. 1995, 1997.

[39] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т. 2, с. 24-26.

[40] Указ. соч., т.2., с. 26-29.

[41] См. Анисимов О.С. 1997, 2007.

[42] Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.2., с. 89-93.

[43] Указ. соч., т. 2, с. 95-98.

[44] Указ. соч., т.2, с. 100-113.

[45] Указ. соч., т. 2, с. 150-157.

[46] Указ. соч., т.2, с. 157-160.

[47] Указ. соч., т. 2, с. 160-163.

[48] Указ. соч., т.2, с. 172-176.

[49] Гегель 1970, 1974.

[50]  Богданов А.А. Тектология как организационная наука. – М., 1989, т.2., с. 210-214.

[51] Указ. соч., т. 2, 215-216.

[52] Указ. соч., т.2, с. 218-219.

[53] См. также Анисимов О.С. 2006.

[54] См. подробнее: Анисимов О.С. 2007.

[55] Анисимов О.С. 2007.

"Тектология" А.А. Богданова и современная методология

1. Сущность поставленной А.А. Богдановым задачи

Для организации реконструктивной работы на материале А.А. Богданова, остановимся сначала на содержании термина «организация». При этом мы будем использовать систему различений в нашем варианте языка теории деятельности – ЯТД. Организация может быть рассмотрена как процесс и результат, а также как продукт, если «организация» выступает как деятельность, как процесс деятельности. В «естественном» измерении, наиболее удобном в начале анализа, процесс организации означает появление организованности на базе ранее «неорганизованной» морфологии (см. сх. 1):

Схема 1

Однако для возникновения этого эффекта – возникновения организованности или, в общем виде, «нечто», из морфологии, в морфологию должна быть внесена форма и требуется объяснение того, откуда и как эта форма появилась и может появиться. Но если есть натуральное или социокультурное, деятельностное, мыслительное и т.п. объяснение данного эффекта, то лишь тогда можно вводить оппозиции «морфология – организованность» и «морфология – форма» (см. сх. 2):

Схема 2

Для Аристотеля существовала оппозиция «материя – форма», а для Гегеля «материя – дух». Подобных фиксаций существует много. В теории деятельности существует оппозиция «норма – реализация нормы», «материал – продукт» и т.п., а в теории мышления существуют оппозиции «содержание – форма» процесса мышления, «содержание – форма» знания и т.п.

В зависимости от того, как онтологически вводится то, из «чего» возникает форма организованности, различаются «материалистическая» и «идеалистическая» версии устройства мира. В одном случае говорится о самоорганизации материи, а в другом случае – о божественной или иной духовной организации всего существующего. Само появление морфологии, во втором случае, часто принимается как уход духа в своё «инобытие» (Гегель). В мире деятельности организованность рассматривается как результат внесения функциональной формы, содержание которой порождается в рефлексии образца опыта (см. сх. 3):

Схема 3

В 1923г. А.А. Богданов так поставил перед собой задачу в её общей форме.

«Весь опыт науки убеждает нас, что возможность и вероятность решения задач возрастают при их постановке в обобщенной форме… Несравненно более общая задача… была решена…, а вместе с тем дан был метод и для этой частной, она стала принципиально разрешимой… И решив эту, получил возможность справиться не только с той, которая была задана, но и с бесчисленными другими подобного типа… Всё это вполне естественно. Обобщение в то же время есть упрощение. Задача сводится к минимальному числу наиболее повторяющихся элементов; из неё выделяются и отбрасываются многочисленные осложняющие моменты; понятно, что решение этим облегчается; а раз оно получено в такой форме, переход к более частной задаче совершается путём обратного включения устранённых конкретных данных. Так мы приходим к вопросу об универсально-обобщённой постановке задач. Это и есть наша постановка» /1989, т.1, с. 46-47/.

Мы видим, что А.А. Богданов обращается к такому подходу в решении поставленных задач и проблем, в котором предполагаетсяпереход от конкретной постановки задачи к постановке задачи «в общей форме» как промежуточному этапу,облегчающему решение поставленной задачи (проблемы), вводящему саму возможность решения. Но этот переход одновременно порождает необходимость служебного процесса решения обобщенной задачи, который, после его фиксации, приобретает функцию «метода» при использовании в решении исходной, конкретной задачи. Кроме того, метод позволяетпереходить к решению множества задач конкретного уровня. Тем самым, А.А. Богданов намечает обобщённую рамку переходов, характерную для избранного подхода (см. сх. 4):

 

Схема 4

Естественно, что обращение к методу или к абстрактной форме (А-форме) решения конкретных задач (К-задач) сопряжено с ясностью того, как идёт решение задачи, что получается на различных фазах и в завершении процесса. Так как это представление дано в общем виде, то при применении к решению К-задач оно реализует функции ориентировки и формы процесса. Однако для получения результата требуется перейти от абстрактного уровня представления к конкретному уровню и учесть множество конкретных «деталей» (см. сх. 5):

 

Схема 5

Но тогда важнейшим разъясняющим моментом выступает понимание того, как происходит обобщение в постановке задачи и как протекает решение задачи в обобщённой, А-форме. Тем более, что нахождение решения задачи, поставленной в А-форме делает К-задачу «принципиально разрешимой».

А.А. Богданов характеризует обобщение как минимизацию «наиболее повторяемых элементов», как отбрасывание«осложняющих моментов», а конкретизацию и переход к решению К-задачи – как вторичное включение «устранённых данных». Но этот вариант обобщения является тем, что часто носит название «эмпирической схематизации», в которой морфология исходных данных лишь «упрощается», но остаётся той же, в отличие от «теоретической схематизации», в которой меняется морфология «данных», заменяются конструктивно вводимыми элементами абстрактнойсодержательности (см. сх. 6):

 

Схема 6

Мы видим, что два типа схематизации обобщающего типа существенно различны. В первом случае оно сводится к упрощению, выделению «наиболее значимого», а во втором случае – к поиску абстрактных замещений, в том числе и упрощенного аналога К-представления. А.А. Богданов подчёркивает первый вариант обобщения, но направленность его не противостоит второму варианту. И это является более значимым в его мысли.

Тем более, что его притязания охватывают не только познавательные, но и практические задачи.

«Наша постановка… должна охватывать все реальные и возможные задачи – и познавательные, и практические. Здесь лежит различие со всеми прежними точками зрения… Философия стремилась к универсальному объяснению существующего, стремилась к универсальному руководству жизнью. Это были задачи всеобщего масштаба, но в них не заключалось идеи всеобобщающего метода, относящегося к этим, и ко всяким частным задачам… Тут всегда предполагалось, что теория и практика по методу принципиально различны и с этой стороны сведение к единству не допускают. Впрочем, в диалектике Гегеля можно, пожалуй, видеть неясно выраженную тенденцию такого сведения… Но, конечно, ни Гегель, ни гегельянцы не видели в диалектике способа решения непосредственных жизненно практических задач… Даже материалистическая диалектика… остаётся на той же позиции, по существу объяснительной… Однако и здесь диалектика объективного развития не играет роли подобной, например, математике, роли орудия для планомерного исследования и решения задач; в лучшем случае, достигнув решения обычными, частными методами, его затем подводят под диалектическую схему» /1989, т.1, с. 47/.

Здесь А.А. Богданов вводит проблематизацию. Установка на форму решения «любых» задач и универсальную форму из решения фактически является исходной для методологии, является необходимой предпосылкой. Поэтому строгая фиксация этой установки может быть осмыслена как историческая и функциональная «точка» отсчёта той методологии, которая развернулась с конца 50-х и начала 60-х гг. ХХ века как «Московский Методологический Кружок», ММК. Можно считать А.А. Богданова «первым методологом ММК» (см. Анисимов О.С. 1996: об истории ММК). Объединительный характер установки А.А. Богданова опирался на огромную историю философии, культуры, духовной теории и практики, включающую и стремление к сущности, истине, и к построению истинно значимого реального поведения, соединению «теоретического» и «практического» разума. В силу принципиальной противоположности вневременного истинного знания и исторической, ситуационной обусловленности поведения, два типа практик – познавательная и целедостижение – расходились, и их рефлексия конкурировала в эгоцентрической полемике. Подобные дискуссии происходили и в древности, происходят и в наше время. Но ориентирующиеся на универсумальность бытия и самоопределение в бытии в различных формах пытались объединить две ориентации. Достаточно упомнить усилия Сократа и Платона, в определённой степени Аристотели и т.д. Вся духовная практика и методика стремились сформировать механизмы такой самоорганизации людей, чтобы они становились соответствующими высшим ценностям и высшей истине в своём бытии, становились «приближаемыми к божественности своей душевной и духовной сущности». Учёт универсумального объёма ориентации и сущностного миропонимания в решении «частных задач» сохранял в себе указываемое и учитываемое А.А. Богдановым противоречие и, поэтому, был необыкновенно сложен в реальной практике поведения. Он был доступен тем, кто посвящал себя духовному восхождению. Но такое бытие оставалось и остаётся доступным немногим и не мог решить поставленную проблему в принципе: как решать конкретные задачи во всеобщей форме организации процесса её решения.

Именно Гегель, создав онтологическую панораму развития духа и включив в неё этапы, характерные для решения самых различных типов «задач», вплоть до познания истины, показал саму возможность увидеть объединённо и по одному основанию все способы бытия. Поэтому в его системе противостояние теоретического и практического разума было преодолено. Но это преодоление носит характер теоретического воззрения, тогда как А.А. Богданов устремлён на его преодоление в самоорганизации человека, решающего частные задачи.

Однако исходным основанием объединительного подхода Гегель рассмотрел специфику бытия самосознания, рефлексии, духа как такового, проявляющегося в рефлексии, мышлении, воле, самосознании и т.п. В ходе прогрессирующего движения методологов ММК удалось вновь обратиться к источнику и механизму самоорганизации, к развитию этого механизма – рефлексии и рефлексивной самоорганизации. В нём был опознан потенциал перехода от изменения к развитию. Уже у Гегеля рефлексия была имеющей обе ориентации – познание и «воля», ведущая к принятию решения и реализации решений. Эволюция рефлексии была связана с внесением в неё факторов социокультурной среды, что показано в «Философии духа» и др. близкому к этому сочинениях (см. Анисимов О.С., 2000). А.А. Богданов не продемонстрировал историко-культурного обзора и реконструкции идей и версий данного направления. Но он, учитывая опыт послегегелевского развития философской мысли, уделяющей внимание как раз практицизму бытия, поставил проблему важнейшую и вводящую в собственно методологическое пространство. Он устремился к «всеобобщающему методу» для решения частных задач, не находя его и в материалистической диалектике марксистов. Ему нужен метод как «орудие планомерного анализа и решения задач». И А.А. Богданов осознаёт всю тяжесть поставленной проблемы, пытаясь найти исходную точку опоры.

«Но возможна ли действительно универсальная постановка задач?.. Углублённое исследование обнаруживает, что в понятии «задачи» скрыто гораздо больше, чем принимается обыденным мышлением. Всякая задача может и должна рассматриваться как организационная… Она слагается из определённой суммы элементов, её «данных», сама же её постановка зависит от того, что наличная комбинация этих элементов не удовлетворяет то лицо или коллектив, который выступает как действенный субъект в этом случае. «Решение» сводится к новому сочетанию элементов, которое «соответствует потребности» решающего, его «целям», принимается им как «целесообразное». Понятие же «соответствие», «целесообразность» всецело организационные; а это значит выражающие некоторые повышенные, усовершенствованные отношения, подобные тем, какие характеризуют организмы и организации, соотношение «более организационное», с точки зрения субъекта, чем то, какое имелось раньше» /1989, т.1, с. 47-48/.

В этом понимании задачи совмещены мыслительный и собственно действенный планы рассмотрения. В мыслительном плане задача включает в себя некоторое фиксированное множество данных, отражающих имеющееся, с точки зрения ставящего задачу, положение дел. Но именно оно и не удовлетворяет лицо, ставящее задачу, так как оно не соответствует его потребности, в том числе и выраженной в цели. Если потребность выступает внешним основанием приходимости к задаче, то цель становится внутренним основанием, так как она сохраняет напряжение потребности и её содержание, но отрывается от динамики потребностного состояния, отчуждается от неё и, усилием ставящего цель, становится устойчивым источником активности, её организатором, поглощающим данные,превращающим их в переменные, модифицируемые по содержанию. Но цель, в отличие от потребности, может становиться лишь в рефлексии. Её постановка означает переход от реконструкции прошлого к конструированию будущего. Если конструирование идёт от желания, то рефлексия становится искривлённой, нереальной, создающей ошибки. Если же она ограничивается лишь познанием, то нового мы не получаем, и потребность не удовлетворяется. Следовательно, полноценная рефлексия или включённая в реальное бытие субъекта и его окружения «полезная» рефлексия совмещает познание и нормирование, прошлое и будущее в требовательной модальности. Она включает в себя целеполагание от двух оснований – имеющегося и желаемого. Мыслительно решающий задачу проходит путь от имеющегося к желаемому, но возможному (см. сх. 7):

 

Схема 7

Тем самым, возникновение «нового желания», потребности (3) воздействует на процесс осуществления действия (1), принуждая, за счёт обесценивания прошлого направления процесса, прекратить действие (2), обратиться к смене содержания потребности (3), войти в процесс рефлексии (4), вырабатывая иное направление движения через этапы познания (5), выявления конкретного основания коррекции цели и нормы в целом (6), применяя эти основания в целеполагании и нормировании (7), а затем возвращая к действию (8) и осуществляя его в новом направлении (9). Мыслительная сторона в решении и постановке задачи состоит в рефлексии, особенно в звеньях «критики» (6) и «нормирования» (7). Задача является решённой, если разработана новая норма действия.

В действенном плане решение задачи состоит в реализации требований новой нормы, сопровождающей рефлексии, устанавливающей наличие соответствия изменённого и желаемого, соответствие полученного результата нормативному представлению о нём.

А.А. Богданов акцентирует внимание на «перестановке» данных, их иной сочетаемости, комбинируемости в рамках новой цели, осуществляемых сначала в мысли, а затем и в реальности. Эти изменения – осознаваемые, подчиняемые тому, что фиксируется как требуемое и «правильное» на определённый момент. Поэтому при фиксированности содержания цели, как «совершенного» самого по себе, перестановки приобретают значимость как ведущие к более совершенному, а потому и более организованному.

Иначе говоря, здесь вводится оппозиция «неорганизованное – организованное» наряду с оппозицией «процесс изменения – критерий процесса изменения» (см. сх. 8):

 

Схема 8

«Организационное действие» осуществляется субъектом, использующим цель в качестве критерия правильности процесса и результата. Это по сути преобразовательное действие, осуществляемое осознанно и в том частном варианте, который сводится к «перекомбинированию под готовую форму».

Преобразовательная установка и механизм, обеспечивающий приведение к соответствию фиксированной цели позволяют давать образ процесса. «Налицо должны быть необходимые человеческие, технические, идеологические элементы, и дело сводится к последовательным их комбинированиям, пока не получится новое организованное целое… избирательные сочетания элементов, данных в наблюдении действительности, в прежней оформляющей работе мысли, в живых образах воспоминаний и фантазии, в эмоциональных колебаниях творческой души… и результат – опять организованность, которая обозначается как «стройность», «истина», «эстетическая гармония» и прочее» /1989, т.1, с. 48-49/. В гораздо более замаскированном виде представлена обоснованность этих преобразований, та система значимостей, которая может свести эти преобразования к процессам совершенствования.

А.А. Богданов осознаёт, что может быть и стихийная, и нестихийная, социокультурно предопределяемая форма организационных трансформаций. «Конечно, всеобъемлющий опыт и гениальность на практике заменяются традицией и шаблоном. Но спокойные… когда жизнь… повторяет не только типы, но и конкретные формы насущных текущих задач. А в эпохи переходные… дело обстоит совсем иначе… Задачи невиданные и трудные, без прецедента… Вопрос жизни и смерти, требующий организационного решения… Выход – в единой организации вещей, людей и идей… Эта одна задача включает и заключает неизмеримое множество частичных задач… Эта разнотипность задач при нынешнем состоянии организационного опыта и знаний означает специализированно-различные подходы к ним. Здесь главная и огромная трудность… Казалось бы, члены коллектива, специализируясь на отдельных задачах… могут справляться с ними; но решения в целом и этим путём ещё не получается. Дело в том, что сама специализация тогда подрывает однородность коллектива, порождает разрозненность, взаимное непонимание, а затем и противоречия… Отсюда очевидна необходимость выработки универсально-общих организационных методов… Вопрос, конечно, в том, насколько это возможно и уже теперь осуществимо. Моя работа даёт не только положительный ответ, но и начало самого осуществления» /1989, т.1, с. 4-51/.

Иначе говоря, организационная функция может быть реализована стихийно, за счёт вовлечения индивидуальных возможностей, таланта и т.п., а может происходить и обобщение опыта, учёт опыта многих, возникновение стереотипных процедур и этим «оискусствление» процедур (см. сх. 9):

 

Схема 9

Кроме того, А.А. Богданов различает ситуации, способствующие унификации организационных решений («спокойные», функционарные), и способствующие уникализации, нетипичности этих решений, включающие как особый источник решений процедуру проблематизации прежних решений (см. сх. 10):

 

Схема 10

А.А. Богданов подчёркивает три разнородных слоя факторов, учёт и взаимозависимость между которыми обеспечивает решение организационных задач: вещный мир, мир людей и мир идей, что соответствует трём типам бытия – природному, социальному и культурному. Так как решение задач осуществляется осознанно, то предполагается привлечение трёх типов знаний и трёх типов акцентов в проблематизации и депроблематизации (см. сх. 11):

 

Схема 11

Вместе с этим возникает и дифференцировки единой задачи, превращение её в «сумму» многих «частных» задач, могущих приобретать частные формы решения, частные подходы к решению, вызывать дифференциацию субъектного обеспечения, разделённость участников, адаптированных к типу подхода, форм решения типа задач (см. сх. 12):

 

Схема 12

Тем самым, А.А. Богданов подводит к необходимости создания универсально общих организационных методов,способных преодолеть разъединённость, несовместимость различенных и персонифицированных многообразий процессов решение задач и усилий в соорганизации. Сам путь видится в универсализации, обобщении методов. «Исходным пунктом является прогрессивная универсализация методов, которая развивалась… начиная с распространения машинного производства… Превращение энергии дало всеобщую методологическую точку зрения физико-химических наук; а затем «энергетический метод» распространяется на другие науки… Теоретическая универсализация методов отражает и продолжает практическую… Принцип «отбора» приобретает шаг за шагом столь же универсальный характер… Прокладывает себе дорогу мысль об единстве механизмов в самых разнородных группах явлений… Универсальность механизма «равновесия» предполагалась уже давно… И такая же универсализирующая тенденция скрывается под принципом относительности Эйнштейна… Все такие монистические моменты современного развития методов требуют в свою очередь сведения к единству точки зрения, которая бы их охватывала и обобщала в стройном согласовании. Эту роль может выполнить только организационная точка зрения… Её зародыши скрыты в частично-организаторских прикладных науках, развивающихся за последние десятилетия… Есть указания и на переход к более широкому – теоретическому оформлению этой точки зрения» /1989, т.1, с. 51-52/.

Тем самым, опыт развития промышленности и различных наук выявил обобщённые ориентиры, переводимые в плоскость метода исследования или практического действия. Однако если учесть опыт философии, то можно заметить переход ко всеобщим мировоззренческим схемам, становящимся источниками всеобщих нормативных требований в различных областях деятельности людей и отношений между ними. А.А. Богданов лишь подчёркивает рост стремления к универсализации со стороны не только познания, но и «практической» деятельности, связанной, в частности, с развитием промышленности. Ещё К. Маркс показал в «Капитале» естественно-исторический процесс роста промышленности, производства средств производства, кооперирования деятельности, ведущих к соответствующему усложнению управленческих систем, вплоть до управления и организации всего совокупного производства и общества в целом. В таких условиях тенденция к универсализации методов становится естественно-исторической. Иначе говоря, обобщение, универсализация знаний и универсализация методов в подходе А.А. Богданова совмещаются друг с другом,обеспечивая множество частных организационных усилий и придавая им «единость источника», совмещая их в едином пространстве (см. сх. 13):

 

Схема 13

Предельное обобщение, абстрагирование знаний в познании вносится в пространство решения абстрактных задач через посредство абстрактной проблематизации и депроблематизации, а из этого подпространства «решения» размещается в подпространства решения частных задач.

2. Организационная точка зрения

А.А. Богданов вводит свой взгляд на деятельность. Считая её вносящей организованность или дезорганизованность. «Всякая человеческая деятельность объективно является организующей или дезорганизующей… Всякую человеческую деятельность… можно рассматривать как некоторый материал организационного опыта. В обыденной речи словам «организовать», «организация», «организаторская деятельность» придаётся смысл более узкий… Но если мы хотим дать понятиям научную определённость и точность… «Организовать» значит сгруппировать людей для какой-нибудь цели, координировать и регулировать их действия в духе целесообразного единства… Организатор предприятия объединяет работников, комбинирует их трудовые акты… Когда вводится машина, то перед организатором задача выступает в таком виде: целесообразно соорганизовать действия работников с работой машин… В технике орудия представляют дополнение органов тела… и улучшение всякого орудия… обуславливает перегруппировку рабочих сил или изменение связи трудовых действий… Задача здесь такова, чтобы соорганизовать рабочие силы и средства производства в планомерно функционирующую систему… Машина может и в отдельности рассматриваться как некоторая организованная система… В общем, весь процесс борьбы человека с природой, подчинения и эксплуатации стихийных её сил есть ни что иное, как процесс организации мира для человека, в интересах его жизни и развития. Таков объективный смысл человеческого труда» /1989, т.1, с.69-70/.

Мы видим, что организационная основа деятельности состоит в группировке людей, орудий и др. для фиксированной цели, а затем ещё – в координировании и регулировании действий для придания им единства. Поэтому до внесения организационного воздействия мы имеем «естественное» положение всех элементов, которое в ходе воздействия нарушается, «оискусствляется», смещается и таким образом, чтобы разрозненность превращалась в единство (см. сх. 14):

 

Схема 14

Это единство изначально имеет своим критерием «цель». Поэтому если новое соразмерное совмещённое положение ведёт к достижению или к достижимости цели, оно считается «целостным», «единым». В нём преодолевается взаимная независимость компонентов. Организация и состоит в этом преодолении независимости, «равнодушия» компонентов. Но это не тотальная зависимость или независимость, а относительная, относительно цели, её достижимости. При подобной подчинённости цели отношения объективно могут быть изменяющимися, «гибкими», а соподчинённость можетосознаваться лишь в рефлексии (см. сх. 15):

 

Схема 15

Тем самым, очень важным фактором становится не только само воздействие на каждую составляющую складывающегося единства, но и зависимость от рефлексии, так как только упреждающее усмотрение единства или его возможности предопределяют внесение изменений в «положение дел», оискусствляющее отношение к реальности.

В то же время А.А. Богданов говорит о «планомерно функционирующей системе», что выходит за рамки рефлексивно организуемого отношения и воздействия. В этом случае сама динамика соотнесённости бытия компонентов становитсяопределяемой не только целью, но и формой этой динамики (см. сх. 16):

 

Схема 16

Нормативную функцию реализует представление о ходе деятельности, о пути к «цели», а не только представление о конечном результате. Это нормативное представление является основанием функционирования системы (деятельности). Точно так же организации подвергаются действия отдельных «работников», проходящих путь от их несогласованности к согласованности в рамках достижимости общей для них кооперативной цели (см. сх. 17):

 

Схема 17

Отдельные единицы деятельности «комбинируются» в кооперации, кооперативные системы деятельности. Поскольку и само складывание, и корректирование бытия единиц включены в процесс становления и функционирования систем деятельности, то нормы кооперативной деятельности становятся основанием бытия этих систем и являются условием оискусствлённого бытия единиц во временной динамике.

А.А. Богданов отмечает также и роль средств, «орудий» в складывании функционарных систем, так как при нормировании пути к достижению кооперативной или «моноцели» приходится учитывать специфику средств, подчиняться их возможностям и подчиняясь достигать намеченных целей. Эксплуатация и подчинение природным и социокультурным, средственным «силам» совмещены в деятельности.

Все указанные идеи предвосхищают те дифференцировки теории деятельности, которые сложились в 60-70-х гг. в ММК. А.А. Богданов переносит организационное отношение и на мышление. «Ещё очевиднее организационный характер познания и вообще мышления. Его функция заключается в том, чтобы координировать факты опыта в стройные группировки – мысли и системы мыслей, т.е. теории, доктрины, науки и пр» /1989, т.1, с.70/. Здесь, правда, не обсуждаетсяболее сложная сторона мышления, связанная с построением абстрактных замещений, которые превращают мышление в многослойный процесс с множественностью переходов от одного слоя к другому, от замещаемого к замещающему и обратно, прохождений в каждом из слоёв с координацией этих слоёв и переходов. Обсуждается также и художественное творчество. «Художественное творчество имеет своим принципом стройность в гармонии, а это означает организованность. Оно своими особыми методами организует представления, чувства, настроение людей, тесно соприкасаясь с познанием» /1989, т.1, с.70/.

Наряду с позитивными направленностями деятельности она может включать и негативные направленности. Но, при этом, она остаётся явлением организационного типа. «Деятельность разрушительная… её функция есть дезорганизующая. Но и она есть результат столкновения разных организационных процессов… Если истребляют хищников, то… находят в них дезоранизующие силы и, устраняя их, тем самым организуют свою жизненную силу в своих интересах… Каждый коллектив стремится организовать мир и человечество для себя по-своему. Это результат обособленности организующих сил… Это борьба организационных форм» /1989, т.1, с. 70-71/. Деятельность, предопределённая своими локальными интересами, может входить в противостояние с подобными деятельностями, в борьбу с ними. Эта борьба предстаёт какпротивостояние различных форм организующего воздействия на одно и то же (см. сх. 18):

 

Схема 18

Противостояние различных организационных форм, методов, подходов имеет исходным основанием различие интересов, систем ценностей, идеалов или того, ради чего привлекаются одни и те же ресурсы. Обе стороны строят один и тот же тип бытия – деятельностный, «организационный». Подобные содержания обсуждались в истории методологического движения неоднократно, но А.А. Богданов как бы опережал усилия методологов. Он делает общий вывод. «У человечества нет иной деятельности, кроме организационной, нет иных задач, кроме организационных» /1989, т.1, с.71/. Этот вывод особым образом и вводит универсальную характеристику деятельности, и в ней закладывается преобразовательное отношение к реальности. Однако эта преобразовательность различна в плане собственнодеятельности и в мышлении и рефлексии. О подобных отличиях А.А. Богданов ещё не говорит.

Рассмотрев деятельность как очевидное приложение организационной точки зрения, А.А. Богданов распространяет её и на природу. «Природа – великий первый организатор; и сам человек – лишь одно из её организованных произведений. Простейшая из живых клеток… по сложности и совершенству организации далеко превосходит всё, что удаётся организовать человеку. Он – ученик природы, и пока ещё очень слабый… Неживое, «неорганическое» не значит неорганизованное… Мир кристаллов обнаружил типические свойства организованных тел… Таково же по своему типу строение каждого атома, с его поражающей устойчивостью, основанной на неизмеримо быстрых, циклически замкнутых движениях его элементов… Полная неорганизованность – понятие без смысла… В ней надо признать отсутствие всякой связи… только в сопротивлении мы узнаём о бытии вещей… И мыслить абсолютную бессвязность можно только словесно… В технике мы нашли организацию вещей для человеческих целей; теперь мы её находим в природе вне человеческих целей… Она (внешняя) выступает… как беспредельно развёртывающаяся ткань форм разных типов и ступеней организованности… в их взаимном сплетении и взаимной борьбе, в их постоянных изменениях… Организационный опыт – это и есть весь наш опыт… как мир процессов организующих и дезорганизующих» /1989, т.1, с. 71-73/.

Тем самым, А.А. Богданов возвращается к проблемам, возникавшим во все времена, к онтологическим проблемам, проблемам устроенности бытия. При этом он подчёркивает ту сторону, которая Аристотелем осмысливалась как «форма» существующего, наряду с «материей». Он утверждал, что ни форма, ни материя отдельно не существуют. Как бы существуетонтологический запрет на отсутствие формы (см. также: Анисимов О.С., 2002).

Когда А.А. Богданов говорит об организованности всего в природе и множественности типов организации, он, по аналогии с миром деятельности, предполагает «позицию организатора» (см. сх. 19):

 

Схема 19

Чтобы придать реалистичность и упрощению форм, и организационным «действиям» природы внутри себя, он вводит оппозицию двух типов действий – «организующих и дезорганизующих» (см. сх. 20):

 

Схема 20

Тем самым, динамика двух типов организационной, то есть в рамках форм, активности позволяет говорить и о статической составляющей, воспроизводящейся организованности всего, состояниях в пределах динамики. Совмещение двух направленностей организационной активности «природности» порождает циклический тип бытия универсума (см. также: Анисимов О.С., 1997). Если позитивная направленность организационной активности приводит кустойчивости состояний частей природы, то циклическое единство активности ведёт к устойчивости бытия универсума. Но для этого должны быть определёнными формы частей и универсума, и самой формообразовательной активности.

А.А. Богданов и в микрорамках указывает на роль цикличности бытия, воссоздающих бытие в рамках той же формы и цикла, и состояний каждого типа нечто. Именно формы предопределяют связанность морфологии (или «материи» у Аристотеля). Сама же формообразовательная активность пока ещё не обсуждается А.А. Богдановым, тогда как она интересовала Пифагора, Анаксагора, Платона, Плотина, Прокла и др.

А.А. Богданов формообразовательный слой анализа связал с анализом методов. «Было бы мало пользы для практики, если бы дело свелось к философскому положению: всё суть организация». Для практики и для теории нужны и важны методы… при условии: чтобы они поддавались научному обобщению. … между ними возможно установить связь, родство…, можно подчинить их общим законам. Тогда изучение этой связи, этих законов позволит… планомерно развивать их и станет самым мощным орудием всякой практики и всякой теории» /1989, т.1, с. 74/. Тем самым, практическое отношение к реальности, применения «практического разума» (Кант, Гегель и др.) должно основываться не на частных методах, а на таком их обобщенном содержании, которое проистекает из знания столь же общих законов или высшихабстракций онтологического типа или универсумальных абстракций (см. сх. 21):

 

Схема 21

Именно онтологии или универсумальные абстракции дают основание для появления универсальных методов, а последние – дают основание частным методам и конкретным нормам для «организатора», Онтологии являются источником формулировок законов, и А.А. Богданов обращается к ним.

«Самое глубокое различие, какое нам известно о природе, – это различие между стихийностью и сознательностью, между слепым действием сил природы и планомерными усилиями людей… факты подражания человека природе в приёмах и способах организационной деятельности… Стихийное развитие приспособило рыбу к движению на воде, выработав определённую форму и строение её тела. Человек же придаёт ту же форму своим лодкам и кораблям… сама возможность подражания – в сущности уже достаточное доказательство того, что между стихийной организующей работой природы и сознательно-планомерной – людей нет принципиального непроходимого различия… Доказательство принципиальной однородности организационных функций человека и природы… Не может быть подражания там, где нет ничего общего. Но ещё ярче и убедительнее выступает эта основная общность там, где человек, не подражая природе, вырабатывает такие же организационные приспособления, какие потом находит… Широкое сотрудничество и сложное разделение труда у социальных насекомых… связанное прямо со специальным устройством организма разных групп – рабочих, воинов и т.п.… Любой продукт «духовного творчества» – научная теория, поэтическое произведение, система правовых или нравственных норм – имеет свою архитектуру, представляет расчленённую совокупность частей, выполняющих различные функции, взаимно дополняя друг друга: принцип организации тот же, что и для каждого физиологического организма… Вывод один: действительное единство организационных методов… До схематических изображений пор оно точно не устанавливалось, не исследовалось: не было всеобщей организационной науки. Теперь настало её время» /1989, т.1, с.74-79/.

А.А. Богданов акцентирует внимание на то, что человек подражает тому, что «подсматривает» в природе, реализуя организационную функцию, а попытки идти «самостоятельно» сопровождаются часто обнаружением прототипов в природе. Этим он как бы разрушает стену различий между стихийным и сознательно-планомерным, интуитивным и рациональным. Неслучайно, что термины описания явлений одного уровня – деятельностного, социокультурного – он применяет в описании явлений иного уровня – досоциального.

Однако здесь смешиваются как бы различные типы языков, ранее рассмотренные в философии. Если Гегель использовалметаязык, специфичный для описания бытия духа, на всём протяжении псевдогенетических переходов от простого до наиболее сложного в лестнице качеств, и он отчётливо различал модификации метаязыка при описании явлений в «Философии природы» и в «Философии духа», в «Логике», а также в более дробных переходах, то А.А. Богдановпытается найти свой метаязык, но в иллюстрациях сравнивает и сближает то, что характерно для языков различных качественных ступеней псевдогенетической лестницы (см. сх. 22):

 

Схема 22

Поэтому А.А. Богданов не выводит из метаязыка содержания языков для каждого уровня развития одного и того же (у Гегеля – «духа»). Он как бы усматривает в частных языках нечто общее, значимое как метаязык.

Человек, по А.А. Богданову, находясь на «более высоком» уровне развитости, уподобляется в организационных формах тому, что находится на «менее развитом» уровне. Но, как показал Гегель, а в более простом и менее совершенном виде – многие другие, человек, как носитель субъективности, прошедшей социокультурную трансформацию, обладает не только совмещением принципов имитационности и конструктивности, «априорности», самовыражаемости и т.п., но и особым качественным усложнением и возвышением и имитационности, и конструктивности через внесение в них всеобщности, опосредованной семантической системой языка и социокультурной, деятельностной формами кооперативности (см. также: Анисимов О.С., 2000).

Тем самым, одно дело обсуждать однородность абстрактного уровня содержаний организационных феноменов, а другое дело – раскрытие источников этой организационной активности и эволюцию механизма источников. Необходимо согласовать размышления об организационных процессах, их источниках, механизмах и методах проявления механизмов (см. сх. 23):

 

Схема 23

А.А. Богданов даёт характеристику ситуации в практике организационной деятельности. «Жизненное несовершенство или противоречие специализации, состоящее в том, что она овладевает организационным опытом лишь ценою возрастающего дробления, которое подрывает его связь в целом… Общество, построенное на разделении труда и на обмене, не представляющее организационной системы труда в своём целом… Существует, правда, и организация государственная, задачи которой относятся к обществу в целом. Но и они всегда ставятся в специализированном виде… Грозные проявления общих дезорганизационных процессов, и борьба с ними при помощи методов частичного характера… обречена на безуспешность… Человечество переживает промежуточную, переходную эпоху: оно ещё не в силах приняться за прямое разрешение задач универсальных… Процесс выражается в колоссальном росте предприятий, с одной стороны, и классовых организаций – с другой… Но так как неорганизованность социальной системы в целом тем не менее остаётся, то остаётся также и коренная неуравновешенность… Триединая организация – вещей, людей и идей – не может быть построена иначе, как на основе строгой научной планомерности… Необходимо, чтобы он (организационный опыт) был организован целостно и стройно… необходима универсальная организационная наука… Было бы совершенно бесплодно говорить о всеобщей организационной науке, если бы сама действительность не давала её элементов, если бы не обнаруживалась живая реальная тенденция к её возникновению… Ход вещей наглядно для всех поставил организационные задачи человечества в мировом масштабе и обнаружил бессилие по отношению к ним старых точек зрения, старых способов мышления. Человечеству нужна принципиально новая точка зрения, новый способ мышления. Но они являются в истории только тогда, когда либо развивается новая организация общества, либо выступает новый социальный класс» /1989, т.1, с.104-107/. Тем самым, специализация, основывающаяся на членении единого процесса деятельности, и вторичное налаживание обменных процессов и механизмов стимулируют постановку проблемы возвращения к целостности, могущей преодолевать многочисленные затруднения из-за стихий интеграционного процесса. Между целостно незначимым и целостно ориентированным интеграционными процессами и их формами А.А. Богданов вводит различие (см. сх. 24):

 

Схема 24

Однако подчёркивается, что полная форма интеграции деятельностного универсума невозможна без соответствующего научно-критериального обеспечения, без опоры на сущность деятельности в её различных проявлениях, без надёжных представлений об универсуме деятельности в его циклической динамике, включающей появление механизмов полной соорганизации единиц деятельностного мира, вне всеобщего учения о «природе» этих механизмов.

Сама историческая динамика развития общества ведёт к складыванию как потребности в этом механизме, так и прототипов этих механизмов. Но этим создаётся основа и для возникновения идеи, подхода и новых форм мышления, нового типа научного знания. В качестве основы выступает «тектологический опыт» самих людей.

«Тектология должна научно систематизировать в целом организационный опыт человечества. Каждый человек… обладает некоторой долей этого опыта… Эту долю он так или иначе систематизирует, сознательно, а ещё больше – бессознательно и руководствуется ею в самых разнообразных случаях жизни… У каждого человека есть своя… «тектология». В практике и в мышлении он оперирует «тектологически»… Но и эту обыденную тектологию отнюдь не следует считать просто индивидуальной. Человек получает из своей социальной среды, через общение… долю своего опыта, и особенно методов её организации, долю своего опыта, долю настолько большую, что его личный вклад… составляет величину несоизмеримо малую и к тому же величину зависимую. Таким образом, и в обыденной тектологии существуют элементы… общепринятые. Из них мы часто будем исходить в своём анализе… Важнейший из них – язык… Речь по существу своему есть процесс организационный, и притом универсального характера. Посредством неё организуется всякая практика людей в их сотрудничестве… устанавливаются общие цели и общие средства, определяется место и функция каждого сотрудника, намечается последовательность действий и т.д. … организуется всё познание, всё мышление… опыт передаётся между людьми, собирается, концентрируется; его «логическая» обработка имеет дело с словесными знаками. Речь – это первичный тектологический метод… Тектологическая тенденция возникла вместе с речью, т.е. с тех пор, как человек стал мыслящим существом. Приближение этой тенденции к научным формам выразилось в возникновении философии. Философия стремилась связать в одну научно-стройную систему человеческий опыт… она думала представить мир… «объяснить» его посредством какого-нибудь универсального принципа… Вне своей связи с методами живой практики методы познания не могут быть объяснены и целостно соорганизованы… Первая попытка универсальной методологии принадлежит Гегелю… всеобщий мировой метод, причём понимал его не как метод организации, а более неопределённо и абстрактно – как метод «развития». Уже этой неясностью и отвлечённостью исключался объективный успех попытки… Метод, взятый… из сферы мышления, диалектика… не была достаточно универсальна… Универсально-эволюционные схемы Г. Спенсера и особенно материалистическая диалектика были следующими приближениями к нынешней постановке вопроса… Всеобщую организационную науку мы будем называть «тектологией». В буквальном переводе с греческого это означает «учение о строительстве»… подходящий синоним для современного понятия «организация»» /1989, т.1, с. 110-112/.

Рассматривая самоорганизационный и организационный опыт человека, А.А. Богданов стремится охватить и бытие жизнедеятельностного типа, и социальное бытие, и социокультурное бытие. Однако он не совсем точно трактовал этот опыт. Если рассматривать сущность организации как извне вводимое предопределяющее, а не только влияющее отношение к организуемому, то интуитивные, досознаваемые попытки касаются не столько предопределения, сколько влияния. Организационное отношение, будучи предопределяющим, предполагает включение таких механизмов, как нормирование, нормосообразное действие, рефлексивно-корректировочное воздействие, волевое сопровождение. Хотя социодинамика опирается на согласование нормативных содержаний и обеспечение реализуемости норм, придание устойчивости и фиксированности содержаниям неотделимо от вовлечения языка в эти процессы и их превращения всоциокультурную динамику. Поэтому организационный опыт явление не жизнедеятельностного, не социодинамического, а социокультурного уровня развитости отдельного человека, групп и общества в целом (см. сх. 25):

 

Схема 25

Предшествующие уровни создают лишь предпосылки, меняя характер первоначальных форм влияния. Об этом и писал подробно Гегель в «Философии духа», «Феноменологии духа», «Философии права», «Философии религии» и т.п. И роль языка, меняющего все субъективные механизмы в условиях социального бытия, вхождения в различные типы объединяющих отношений, включая и групподинамику, и деятельностные отношения, всё это подробно раскрыто в единой линии развития духа. Само развитие мышления, сознания, самосознания, воли подготавливает дальнейшее развитие и социокультурной, а также деятельностной среды, становление более высоких форм культуры, переход на точку зрения всё более универсальную и универсумальную (см. также: Анисимов О.С., 2000).

Иное дело, если речь ведётся о различии познавательного и практического самоопределения и самоположения. Гегель объяснял мир, а А.А. Богданов, как и К. Маркс, хочет преобразовывать мир. И преобразование он хочет осуществлять с учётом всего опыта человечества, рефлексивно осознанно, с пониманием сущности преобразовательного и организационного процесса. Поэтому устремляясь к неслучайности организационного процесса, он нуждается в обеспеченности научными и всеобщими знаниями, а затем и методами, касающимися не только самого организационного «действия», но и всей сферы, в которой нужно осуществить модификацию, соорганизацию. Воздействие не должно быть эгоцентричным, оно должно быть вписанным в универсум. Тем более, что и сам организующий является частью универсума.

Следовательно, «развитие» универсума, его философское и любое, в научно-познавательной функции, отображение, придание этому «отображению» неслучайности за счёт псевдогенетического метода, использованного и оформленного Гегелем, не противоречит замыслу А.А. Богданова. Самоположение в позицию практика означает, что все эти знания и методы выражения познанного «перемещаются» в иную функциональную позицию – нормативную и нормо-реализационную (см. сх. 26):

 

Схема 26

Прямое обеспечение практики организации возможностями философского, интегрально-абстрактного знания не может быть успешным, что и хотел выразить А.А. Богданов. Но эти возможности неизбежно необходимы для перехода к «тектологическому» обеспечению, когда философское знание становится основанием порождения всеобщих методоворганизации. Кроме того, сами эти всеобщие методы должны ещё быть соотнесены с конкретностью условий осуществления организационного действия (см. сх. 27):

 

Схема 27

Остаётся лишь особо выделить позиционное обеспечение всеобщими знаниями и методами, когда сущность организационного действия усматривается в общей теории деятельности. Эту теорию деятельности следует ещё выделить из универсумального философского знания, что и происходило в Московском Методологическом Кружке в 60-70-е гг. Тем самым, научное обоснование тектологии предполагает, в узком смысле, разработку онтологии и языка теории деятельности (см. также: Анисимов О.С., 1997, 2001).

 ЛИТЕРАТУРА

1. Анисимов О.С. Основы методологии. Т.1-2. М., 1994.
2. Анисимов О.С. Акмеология мышления. М., 1997.
3. Анисимов О.С. Гегель: мышление и развитие. М., 2000.
4. Анисимов О.С. Метод работы с текстами и интеллектуальное развитие. М., 2001.
5. Анисимов О.С. Язык теории деятельности: становление. М., 2001.
6. Анисимов О.С. Онтологии в рефлексивном пространстве. М., 2002.
7. Анисимов О.С. Маркс: экономическая онтология, метод мир деятельности. М., 2002.
8. Богданов А.А. Тектология как организационная наука. Т.1-2. М., 1989.
9. Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995.

д. пс. н. Анисимов О.С.

Источиник:  Анисимов О.С.Организационные онтологии и анализ систем деятельности

(А.А. Богданов и современная методология). - М., 2002. Фрагмент