Аркадий Пригожин. Дезорганизация

Книга Дезорганизация посвящена анализу уязвимых точек организаций всех уровней: учреждений, предприятий, администраций и государств. Автор предлагает методики, позволяющие своевременно обнаруживать и разрешать организационные кризисы. Методы противодействия дезорганизации основаны на разработанной автором теории синергичной организации, которая появилась в результате анализа и обобщения его многолетней консультационной практики. Внедрение рекомендаций автора позволит существенно повысить управляемость организаций.

Аркадий Пригожин. Дезорганизация: Причины, виды, преодоление. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2007. – 402 с.

Введение. О сути дела кратко

Хаос есть отсутствие Порядка, стихия, когда все элементы действуют без устойчивой связи между собой. Как выяснил нобелевский лауреат Илья Пригожин,[1] хаос способен к постепенной самоорганизации через спонтанное формирование некоторых центров притяжения и консолидации, между которыми затем устанавливается равновесие. Образуется Порядок, сначала простейший, потом все более сложный (подробнее см. Илья Пригожин. Порядок из хаоса).

Правила определяют и связи, отношения, взаимодействие участников, регулируют их. Происхождение таких правил может быть трояким, они бывают:

• заданные извне или по подчинению;
• договорные, т.е. выработанные совместно участниками взаимодействия;
• спонтанно сложившиеся, привычно соблюдаемые или социокультурные нормы.

Порядок – есть такая мера соотношения между волевыми правилами и социокультурными нормами, между планируемым и спонтанным, которая обеспечивает наибольшую жизнеспособность организациям всех масштабов. Волевые правила постоянно теснят нормы, норовят заменить их собою. Нормы сопротивляются, прячутся в тень организационных культур. Правила активны, инновационны. Нормы инертны, консервативны. Правила гораздо уязвимее, слабее и менее устойчивы. Они создаются профессионалами (менеджерами, юристами, консультантами). Достаются они дорого, трудно внедряются, чаще нарушаются.

Если хаос есть отсутствие Порядка, то дезорганизация есть нарушение правил Порядка.

Часть I. Синергия

Глава 1. От синергиков до энтропиков

Предлагается взгляд на организацию как на взаимодействие трех сил (рис. 1):

• синергики, т. е. такие цели, мотиваторы, компетенции, ресурсы, которые создают в социально-организационной среде конструктивное напряжение, инновационность и проактивность, ориентацию на максимальные достижения;
• синкретики, т. е. Порядок и меры по его поддержанию, оказывающие охранительное действие на удержание целостности, постоянства, преемственности состояния, управляемости;
• энтропики, т.е. факторы ослабления или разрушения Порядка, деструктивного напряжения, рассогласования с последующими потеря ми, разнообразной дезорганизацией.

Рис. 1. Взаимодействие организационных потенциалов

Синкретики – база любой организационной среды, основа ее Порядка. Надо упорядочить эту среду, защитить от энтропиков. Но для прогресса требуются синергики. Источником дезорганизации могут быть все три силы.

Границы системного подхода. Для преодоления сложности разнообразия в деятельности персонала менеджмент прибегает к стандартизации через должности, функции, бизнес-процессы. Но стандарт один, а исполнители его – разные. Одному объем этого стандарта непосилен, а для другого слишком узок. Нет и быть не может средств, которые могли бы полностью соединить организационный Порядок с человеческим потенциалом. Количество и разнообразие правил становятся фактором дезорганизации, ибо перекрывают возможность управления контролировать их согласованность. Тогда избыточный Порядок становится причиной беспорядка.

Организация в каком-то смысле, конечно, есть машина. Но она всегда еще и человеческая общность, и политическая коалиция (борьба разных групп интересов). Наконец, чувства, эмоции, настроения по сути несистемны, спонтанны, малоуправляемы, но весьма дееспособны, а то и разрушительны для организации. Я предлагаю не замыкаться лишь на системном подходе в своем отношении к миру. Мы вступаем в новый исторический период, для которого характерно невиданное ранее усиление взаимозависимости при росте неопределенности и изменений.

Системный подход был рожден в индустриальную эпоху, он не был изобретен или открыт. Л. фон Берталанфи и А. Рапопорт лишь завершили оформление некоего модуса научного мышления (см. Людвиг фон Берталанфи. Общая теория систем: критический обзор). Но в электронную эпоху, системный подход нуждается в переосмыслении. Иначе он иссякнет. Собственно, системный подход как философская категория сейчас и не развивается, он весь ушел в системотехнику.

В стратегиях крупных компаний разработка целей долгое время привычно строилась через усложняющиеся расчеты. Но в последнее время все чаще постановка целей проблематизировалась через вопросы типа «ради чего?». Выяснилось, что сами эти цели сильно привязаны к своим ценностным истокам, зависят от них и эволюционируют вместе с ними. Цели формулировать гораздо легче, чем прояснять стоящие за ними ценности. Теперь нередко можно услышать: ценности важнее целей, планирование важнее плана, развитие важнее роста, роль важнее должности.

Глава 2. Синергичный социум

Синергичным можно считать общество, где при достаточном обеспечении синкретических ценностей и механизмов (Порядок, устойчивость к опасным энтропикам) есть возможности для постоянного появления множества синергиков (идеологических, технологических, экономических, политических, художественных, гражданских и др.).

Все начинается с целей. По источникам возникновения можно выделить несколько категорий целеполагания (рис. 2).

Рис. 2. Типология целей

В основном цели нашего государства обнаруживаются на уровне заданных, т.е. в пассивном слое целеполагания. К сожалению, проблемный подход просто несвойствен, если не чужд, современному государственному целеполаганию России. Аналогично, практически отсутствуют цели из второй и третьей групп.

К какой из существующих цивилизаций мы себя уже относим или движемся? В наше время выбор упрощается до дихотомии: между условно называемыми европейской и азиатской. Расходятся эти две глобальные цивилизации всего-то по трем парам ценностных ориентации: личность – социум; закон – указ, решение; достижительность – достаточность.

Предлагаю новый взгляд на общеупотребительное понятие эффективность. Предположим, кто-то имеет задачу: взять столько-то товара и продать его по такой-то цене. И он выполняет эту задачу. Такое решение будем называть продуктивным. Но если он продал по этой цене больше товара или тот же товар по большей цене, то такое решение будет эффективным, что означает: с- меньшими издержками – больший результат. Но если кто-то вместо издержек и потерь смог произвести прибыль, такое решение будем называть синергичным. Можно добавить, что если продано меньше товара или за меньшую цену, то это решение будет непродуктивным. Итак, выстраиваем ряд понятий по нарастающему качеству решений:

• непродуктивные решения;
• продуктивные решения;
• эффективные решения;
• синергичные решения.

Глава 3. Синергичная организация

Управление развивается в сторону все большей автономии работников и подразделений, с одной стороны, и все большей концентрации менеджмента на высших целях с передачей оперативного управления на организационный порядок, с другой (рис. 3).

Рис. 3. Возрастание качества управления

Персонал может оцениваться по многим признакам. На мой взгляд, главный из них – степень достижительной мотивации, т.е. внутренняя устремленность сотрудников к все более высоким результатам через повышение квалификации, инновационность, производительность. Такой тип мотивации чаще бывает врожденным, реже его можно воспитать, привить. Получается несколько векторов наращивания качества элементного состава бизнес-организации (рис. 4).

Рис. 4. Распределение оргпотенциалов в бизнес-организации

Любые синергики только в своем сочетании, единстве и полноте формируют синергичную организацию. Но, организациям любого вида и масштаба внутренне присуща энтропия в виде рассеивания целей на уровне подсистем и персонала. В борьбе с энтропиками за укрепление целостности организации руководство иногда впадает в соблазн превратить целостность в самоцель. Лишь бы одолеть энтропики! И тогда появляется инерционный тип целостно – синкретическая оргсистема.

Синкретическая система есть целостность без развития. Типичными синкретиками в бизнес-организациях являются: подбор работников под уже имеющиеся функции без учета их личного потенциала, культ контроля, сведение назревших изменений к структурным вариациям (переподчинение, создание новых подразделений, централизация и т.п.), ставка на исполнительство в ущерб инициативности и др. Синкретическая оргсистема – это организм, в котором вегетативная нервная система господствует над центральной.

В современных условиях необходимо создать конкурентные преимущества на четырех рынках – клиента, труда, поставщиков, инвесторов.

В организации не было и нет более синергичной точки ее развития, чем служебная функция. Правда, сразу после целей. Знаю по опыту, что для многих это звучит неожиданно. Все привыкли, что составление должностных инструкций, положений о подразделениях – дело малополезное и нудное.

Под служебной функцией я подразумеваю общефирменные цели, переведенные на уровень конкретных подразделений и сотрудников. До сих пор принято описывать должностные обязанности в терминах: что именно работник должен делать, а не то, какой результат он должен произвести. Есть два подхода к определению служебных функций: первый – описательный с перечнем действий, второй – продуктный с указанием вклада исполнителя в достижение общефирменных целей.

Почти весь наш средний и крупный бизнес страдает таким недугом: структура подавляет функцию. Следует придерживаться правила: функция определяет структуру, а не наоборот. Есть еще один источник риска при разрастании оргструктур – автаркия подразделений. Это стремление замыкаться на собственных подцелях в ущерб целям других подразделений и фирмы в целом. Нужно постоянно задавать себе вопрос: нельзя ли создание нового отдела заменить новыми правилами, процедурами, информационными технологиями?

Что называть управленческой командой? Только не говорите мне про единомышленников. Единомыслие в делах бывает опасным. Единство целей – это свято. Зато именно из сочетания разных мнений и аргументов возникает высокая энергетика. Чем же тогда создается командный дух? Как минимум – постоянством состава участников. Ведь если люди привыкают друг к другу, начинают лучше понимать один другого, среди них формируется своя субкультура.

Второе – регулярность совещаний. Командная работа нуждается в ритмике. Третье условие – надо строго выделять только те вопросы, которые нуждаются именно в командной проработке на высшем уровне. Управленческие команды разноуровневого типа эффективнее, чем одноуровневые. И последнее – работа в режиме проблемных совещаний.

По моим наблюдениям, хорошее организационное настроение складывается из двух составляющих: делового оптимизма, т.е. уверенности коллектива в успехе планируемых действий, доверия к руководству и коллегам; радостных событий, т.е. эмоционального возбуждения, возникающего на коллективных мероприятиях.

Настроение организации обычно связано с ее жизненным циклом: оно выше на этапе ее роста и ниже при старении. Но особенно коллективное настроение зависит от качества управления: это и слаженность работы, и четкость функций, и позитивная мотивация. Положительные эмоции, как витамины, укрепляют здоровье организации, активизируют в ней необходимые процессы, повышают ее жизнеспособность. Поразительно, как не видят этих возможностей руководители. Привыкшие считать и учитывать выгоду, иные из них не воспринимают ничего, что количественно не выражается.

Часть II. Патологии

Глава 4. Патологии лидерства

Люди не склонны замечать социальные патологии, принимают их за норму, выдают за специфику общества, организации, себя лично.

Недостаток Порядка возмещается лидерством. Социальный Порядок безличен. Кроме того, Порядок действует автоматически. Зная его, вы не нуждаетесь в указаниях и не примете никаких ограничений помимо или сверх него. Личный произвол носителей власти в подобном обществе возможен лишь в малой степени. Россия издавна сложилась как общество по преимуществу лидерское. Однако, лидерское общество – не судьба России, а этап в ее развитии. Постепенно оно будет превращаться в гражданское. Гражданское общество – это общество горизонтальных отношений, где власть по преимуществу есть уполномоченный посредник между самоорганизующимися группами. Начальный элемент установления социального Порядка гражданского общества – законность.

Глава 5. Патология организаций

Будем считать организационными патологиями причины устойчивого целенедостижения. Это значит, что, если организация по каким-то объяснимым причинам постоянно не в состоянии достичь поставленных целей либо это достижение существенно затруднено (по затратам, по времени, по полноте), значит, в ней завелась некоторая патология, которую предстоит раскрыть и преодолеть.

Патологии в строении организаций: господство структуры над функцией; автаркия подразделений (замкнутость на собственных задачах); бюрократия (никто не в силах полностью предписать работнику все варианты его поведения в разных ситуациях, и у него всегда остается некоторая легально допустимая амплитуда выбора способа исполнения своей работы; опасность бюрократии – в ее контроле над процедурами, техникой учета, методикой обработки информации).

Патологии в организационных отношениях. Бывают конфликты нужные, ценные для организации, так называемые позиционные конфликты, когда интересы разных групп объективно противостоят друг другу. Патологическими подобные конфликты становятся тогда, когда в них вовлекается дополнительное межличностное содержание.

Управляемость никогда не может быть полной. Она становится патологической, когда несогласованность целей и действий, а также неосуществляемость решений ставят под вопрос достижение целей организацией.

Вы, конечно, встречались с такой реакцией на ваш вопрос или просьбу: «Это от меня не зависит», «Это меня не касается». Такое возникает потому, что людям не даны соответствующие полномочия. Подобная бессубъектность возникает и из-за подбора персонала, не ориентированного на активность и инициативу.

Преобладание личных отношений над служебными возникает при включении в организацию родственных, дружеских отношений.

Патологии в управленческих решениях:

• маятниковые решения (объединить – разъединить, централизовать – децентрализовать и т.п.);
• дублирование организационного Порядка (приказом или распоряжением работнику предписывается делать то, что он и без того должен выполнять согласно служебной инструкции или положению о подразделении; при этом в сознании работника все его функции делятся на две неравные части: в первую входят обязательные, т.е. те, о которых напоминает начальство, а во вторую – второстепенные, раз на них дополнительно никто не указывает; это расшатывает организационный Порядок);
• издание приказов через голову – на третий или четвертый структурные уровни вниз;
• разрыв между решениями и их реализацией;
• стагнация – неспособность организации к выработке и реализации в ней требуемых изменений (есть такое понятие – активный риск, который содержится в решениях разных проблем; это риск от действий; но есть другое понятие – пассивный риск, который возникает при уклонении от решений, назревших нововведений);
• рост без развития;
• соотношение поощрений и взысканий характеризует нашу управленческую культуру как репрессивную; такой стиль руководства демотивирует персонал.

В большинстве учебников по управлению пишут, что формирование управленческих команд есть одно из необходимых условий и признаков современного менеджмента. У каждой управленческой технологии есть свое назначение и свои границы применения. Работа по командообразованию стоит дорого, требует длительного времени, тщательной притирки. Если хоть какой-то из перечисленных признаков неприемлемости командных методов вы у себя замечаете – откажитесь от командной работы:

• нежелание делиться информацией,
• боязнь потерять статус,
• стремление замкнуть на себя все связи и решения,
• желание вникать во все, что происходит на фирме.

Некоторые патологии командообразования: «пассажиры автобуса»: каждому важно только доехать до своей остановки, и никого не волнуют проблемы водителя; «мы и он»: осознание подчиненными глубоких различий интересов – своих и руководителя; «один на поле, остальные на трибунах»: руководитель работает за всех, подчиненные наблюдают, изредка хлопают и комментируют; «серпентарий единомышленников»; «негативная селекция»: руководитель намеренно подбирает заместителей с уровнем интеллекта, профессионализма заведомо ниже своего.

В современном управлении нет более несчастного понятия, чем миссия. По моим оценкам, не более 2–3% компаний нуждаются в разработке миссии и относятся к ней искренне, с достаточным пониманием смысла. В остальных случаях – это модное украшение с оттенком цинизма.

Глава 6. Патологии инноваций

Самый первый грозный сигнал об усталости человечества от нововведений послал Элвин Тоффлер, предсказав грядущий инновационный шок.

Изобретение и тиражирование все более оригинальных товаров есть патологическая инноватика, эксплуатирующая и разжигающая престижное потребление. Но в то же время – это занятость, прибыль, налоги – в общем, экономическое процветание. Другие виды инновационной патологии: сверхкомфортное потребление (когда в гостинице вам ежедневно меняют кусок мыла, три полотенца, халат, тапочки и постельное белье без явной необходимости, а только для демонстрации особого комфорта); вариофикация (не столько лучше, сколько иначе; например, в продаже находится около 140 моделей холодильников, а в торговлю поступают все новые, причем часть новинок хуже своих прямых предшественников).

Часть III. Порча

Глава 8. Репрессивное управление

Глубочайшая порча нашей общей культуры проявилась в управлении через значительное преобладание наказаний над поощрениями. Глубокий след в управленческой и политической культурах России оставило одно из самых коварных изобретений сталинизма – неосознанный страх. Сталин понял, что настоящий страх должен быть неосознанным. Страна, охваченная неосознанным страхом, абсолютно манипулируема. И он поддерживал, углублял именно такой тип страха, безо всякой системы бросая в ГУЛАГ людей, не совершивших явных проступков: от крестьянина до члена Политбюро. Недосягаемых нет. Иначе слабеет эффект. Этот властный соблазн – в трудные для себя моменты запустить в общество порцию неосознанного страха – действует до сих пор.

Поощрение за положительное эффективнее, чем наказание за отрицательное. Нелепо отрицать необходимость взысканий. Все дело в мере: смысл высказывания – в реакции на него. Руководителю следует прежде ответить себе на вопрос: какого поведения я хочу добиться от данного человека, и уж потом построить высказывание так, чтобы подвести его к нужному действию.

В.И. Герчиков выделил пять типов внутренней мотивации людей в организации: коммерческий, профессиональный, патриотический, хозяйский, люмпенский. Автор показал, что на негативные стимулы положительно реагирует только последняя из названных категорий работников. Все остальные готовы ответить дополнительной трудовой отдачей только на положительные стимулы.

Глава 9. Бедный этос

Бедность бывает материальная и социальная. Отсутствие традиций, ценностей, навыков, поведенческих норм очень сильно снижают конкурентоспособность и благополучие страны. Именно социальная бедность вызывает материальную, а не наоборот.

Культура любого народа многосоставна: в нее входят художественные, политические ценности и бытовые особенности. Кроме того, в культуре есть и относительно самостоятельная компонента, называемая «этос». В него входят основные ценности, убеждения и нормы. В ценностях выражаются представления людей о благе для себя на уровне идеалов (абсолютных ценностей) и идеологем (ценностей прикладных). Убеждения отражают ценности в деятельности: как следует поступать, как относиться к конкретным фактам и ситуациям. Нормы – фактические регуляторы нашего поведения на повседневном уровне и в конкретных средах: как именно в этой среде принято поступать.

Отсталый деловой этос – это не только барьер для экономического роста и развития, но и главный репутационный минус для страны. Окружающие народы вырабатывают свое отношение к нам, наблюдая за нашими товарами, поведением, работой и общением между собой. Есть такие ценности, убеждения и нормы, которые являются стартовой основой хозяйственного развития, без которых экономическое процветание невозможно. Прежде всего это: отношение к качеству труда и продуктам его; взаимная обязательность в деловых отношениях.

Происхождение конкретного этоса – труднейшая загадка для социологии, культурологии, этнографии. Попытки объяснять его специфику природными, климатическими, географическими причинами оказались неубедительными. Ничего не проясняет и религиозно-церковный фактор. Православие или лютеранство народы избирали уже на основе сложившегося этоса (см. Джаред Даймонд. Ружья, микробы и сталь, Религия и богатство народов).

Мы не изменим страну, пока не изменим ее этос. Сейчас для России среди ценностей и норм абсолютный приоритет имеет законность. Это исходная точка модернизации. А в структуре законности стартовая позиция – независимый суд. Никакие ценности недоступны без независимого суда и исполнения законов. Качество труда, взаимная обязательность, управляемость страны и бизнеса, уважение друг к другу и к себе – все это совершенно недостижимо без освоения ценностей законности, перевода ее в нормы.

Глава 10. Повреждение речи

Среди бедствий российской жизни особо выделяются: тяжелое пьянство, беспрецедентное в истории количество брошенных детей, а еще – тотальное сквернословие. Это – нарастающая порча прекрасного языка в массовом масштабе. Но ведь не только мы творим язык. Язык тоже творит нас. Прежде чем исторгнуть из себя похабную речь, человек сначала образует ее в себе, накапливает, проникается ею. И когда испускает наружу – она его не покидает, как при тошноте. Наоборот – укрепляется в нем.

Первая причина в том, что у нас необычайно большая масса народа прошла через тюрьмы и лагеря. Вторая причина – потеря наследственной аристократии в начале XX века. Причина третья: при советском сверхконтроле была такая форма протеста, как сквернословие. Причина четвертая, главная: народ опускается.

Часть IV. Идеализм

Глава 14. Идеал моральный

В 70-х годах XX века руководящим мотивом поиска новых идеалов среди западных интеллектуалов стала совесть. Самым интересным примером такого морально ориентированного поиска стал Римский клуб, основанный крупным итальянским предпринимателем А. Печчеи в 70-е годы прошлого столетия. Римский клуб заказывал выдающимся ученым специальные доклады по тем критическим точкам развития человечества, которые тогда были видны или даже едва намечались. Первым было выполненное под руководством Дениса Медоуза исследование «Пределы роста», смысл которого можно свести к следующему: характерный ныне экспоненциальный рост производства и населения грозит человечеству катастрофой, ибо в скором времени он приведет к исчерпанию природных ресурсов (см. также Джей Форрестер. Мировая динамика).

Еще один последний пласт современного сознания – так называемые альтернативные культуры. «Думай по-новому, вернись назад» – таков был лозунг одной студенческой выставки в Цюрихе. Человек не должен быть эксплуататором природы и грабителем потомков. Поворот от гигантизма в организациях и потребностях к умеренности и бережливости в небольших коммунах («малое – это прекрасно») – важный вклад в общечеловеческие ценности (см. Эрнст Шумахер. Малое прекрасно. Экономика, в которой люди имеют значение).

Доклады Римскому клубу вряд ли можно отнести к разряду научных исследований и разработок в принятом значении этих слов. И не только из-за нестрогости, но в значительной мере из-за насыщенности текстов иррациональными элементами: опорой на веру и интуицию, идеализацию будущего и т.д. К тому же, насколько можно судить, авторы не рассчитывают на принятие своих рекомендаций в качестве практической программы деятельности правительств. Их задача скорее в «пробуждении» общественного мнения; они больше предназначены для того, чтобы взывать к чувствам и долгу.

По-видимому, жанр рассмотренных работ следует охарактеризовать как особый вид социальной проповеди. Показателен в данном отношении и известный утопизм позитивной части докладов, стремление проектировать образ будущего как идеального, непротиворечивого состояния человечества.

Глава 16. Идеал синкретичный

Четыре пятых наших избирателей можно собрать вокруг тех, кто умеет делать Дело. Центризм – идеология практичных, умеющих. Вовлечение в выработку общих решений всех заинтересованных сторон есть верный путь расширения центризма. В точке реальной ответственности гасятся крайности, различий на поле сотрудничества – все меньше. Центризм ориентируется на умеренность, т. е. избегает завышенных целей, агрессивности, радикализма. Это идеология для сильных и спокойных характеров, способных к самоограничениям в полемике, без шараханий и отчаяния. «Быстро и много» – такое остается на краях. Центризм есть культура меры.

Одна из особенностей России – тяга к идеалам. Они обладают огромной подъемной силой, но тяжело сочетаются с повседневностью. Центризм может предложить обществу работать не над очередным идеалом, а над образом будущего страны через 5-8 лет. Будущего как желаемого, так и возможного.

Часть V. Неуправляемость

Глава 17. Проклятие неуправляемости

Управляемость есть та мера, степень контроля управляющей подсистемы над управляемой, которую она способна осуществлять по отношению к управляемой. В этом соотношении и заложена фундаментальная проблема социального управления: борьба управляющей подсистемы за контроль, а управляемой – за независимость. Управление состоит далеко не только из целенаправленного воздействия, как думают многие руководители и написано в вульгарных учебниках. В действительности оно включает в себя три компоненты: целенаправленное воздействие в виде приказов, заданий, рабочих планов; самоорганизация; организационный Порядок, т.е. те правила, структуры, функции, бизнес-процессы, которые целенаправленно вносятся в организацию для ее стабильности, устойчивости.

Грамотное управление заинтересовано в том, чтобы максимальное количество целевого воздействия перевести в ранг организационного Порядка по принципу: больше правил, меньше заданий.

Обеспечение высокой управляемости состоит в том, чтобы найти правильные место и меру для каждой из компонент управления, когда руководители организации заняты прежде всего разработкой стратегии и идеологии фирмы с использованием самоорганизации и организационного Порядка. Неуправляемость же начинается с несовершенства организационного Порядка, когда люди плохо понимают, чего от них хотят и по каким правилам они работают и взаимодействуют.

Другая причина потери управляемости состоит в рассогласованности целей и действий подразделений и сотрудников из-за их низкой мотивированности на общефирменные цели. Еще одна распространенная причина неуправляемости состоит в неясности целей. И, наконец – неосуществляемость решений. Причина последней в управленческих предрассудках. Среди этих предрассудков лидирует культ контроля. Он базируются на представлении, что важнейшая составляющая реализации решений – контроль. Но это неверно. Гораздо сильнее действует заинтересованное исполнение, т.е. мотивация исполнителей на результаты и Порядок их работы. Другой предрассудок – структурный фетишизм. Он проявляется в формуле, вошедшей в привычку еще с советских времен: возникла проблема – создадим подразделение.

Глава 18. Границы управляемости

Целевое управляющее воздействие в процессе своего существования сталкивается с некоторыми границами, преодоление которых оказывается или невозможным, или неэффективным. Эти границы имеют субъективное и объективное происхождение, ибо их ставят, с одной стороны, знания об объекте, т. е. планирующая способность управления, а с другой – свойства данного объекта, его природа. Каковы же эти границы?

Прежде всего – это реальная сложность управляемого объекта. Поэтому при управлении используются разные приемы упрощения объекта, уменьшения его сложности. Основной из таких приемов – стандартизация (формализация) организационных связей и норм. Посредством нее разнообразие объекта сводится к зафиксированной структуре задач, статусов, зависимостей и т.д.

Однако возможности стандартизации ограниченны. Так, многие виды труда не поддаются нормированию. Безличность формальной структуры делает невозможным учет конкретных проявлений служебного поведения работников. Не могут быть жестко запрограммированы и внутриорганизационные отношения, в том числе деловые. Исследования в области управления организациями показывают, что расхождение между формальной и действительной структурами отношений закономерно возникает вследствие некоторой консервативности первой и высокой изменчивости второй.

Иначе говоря, объект социального управления неизбежно оказывается шире контролируемой его части. Первое условие качественного решения – надежность информации. Таким образом, существуют как субъективные, так и объективные границы управляемости в целом и в организациях в частности. Может быть, это и неплохо. Может быть, мы должны радоваться тому, что объект всегда богаче модели, действительность всегда отклоняется от плана, а контроль всегда частичен.

Надежность и осуществляемостъ управленческих решений тем выше, чем больше вовлечены в процесс выработки те, кому и предстоит их выполнять.

Чем крупнее вопросы и чем более длительного времени требует их решение, тем ниже их осуществляемостъ. Можно выделить три причины невыполнения заданий. Во время одной из консультаций я измерил удельный вес каждого вида причин невыполнения заданий в общем объеме невыполненных заданий:

• Непредвиденные явления – 39%
• Порок решения – 33%
• Исполнительская дисциплина – 28%

Руководитель действует в системе существующего Порядка. Более того, руководитель заинтересован в переводе максимального числа своих воздействий в ранг организационного Порядка, разгружая себя от частных вопросов. Поэтому устойчивость, авторитет организационного Порядка представляют для руководителя самостоятельную ценность. Однако стиль управления может значительно отклоняться от изложенных принципов.

Глава 19. Саморазрушающиеся процессы

Фундаментальная проблема управления – соотношение планомерных и спонтанных процессов. Грамотное управление должно использовать спонтанные механизмы, подключать их к своим целям. Но не все они этому поддаются. Саморазвивающиеся процессы составляют основу жизни. У искусственных систем есть такая особенность: их функционирование требует непрерывной поддержки, самопроизвольно они могут только разрушаться.

История доказала, что политические системы могут быть устойчивыми и саморазвивающимися только при взаимном легальном оппонировании партий, общества и власти. Лишение оппозиции главных СМИ на какое-то время создает иллюзию единства страны, но потом неизбежно начинается перерождение власти, и признаки саморазрушения не заставляют себя ждать. Синкретика получается инертной, а не динамичной.

Одна из особенностей саморазрушающихся процессов состоит в том, что они пропускают слабые сигналы. Тем более на стадии успеха какого-то дела. Успех – зона повышенного риска. Чувствительность к колебаниям и тенденциям рынка здесь снижена.

Когда-то я немного преподавал в Webster University в Женеве. Однажды в кабинете декана я застал такую сцену: слушательница университета, едва не плача, просила дать ей разрешение на очередную пересдачу экзамена. Получила отказ. После ее ухода я спросил декана: «У вас же такая высокая плата за пересдачу, почему вы не разрешаете?» Его ответ был такой: «Наши клиенты – не слушатели, а работодатели. Главные деньги мы получаем за качество нашего диплома, за репутацию нашей бизнес-школы на рынке труда».

Глава 20. Управленческий эксперимент

Эксперимент есть пробное нововведение. Его цель – дать основание для решения, принять ли данное новшество к внедрению и распространению, и если да, то с какими изменениями, ограничениями, при каких условиях. Строго говоря, именно такое решение и является результатом эксперимента. Эксперимент больше подходит к радикальным, глубоким преобразованиям, в особенности к альтернативным нововведениям, когда проверяются в чем- то противоположные идеи.

Поворот управленческого мышления от доктрины к опыту (что характерно для естественных и технических наук) придает большую доказательность принимаемым решениям.

На примере управленческого эксперимента особенно явно видна необходимость разведочных методов, способов «прощупывания» будущего. Сценарный метод появился как альтернатива прогнозам и в период, когда изменчивость, неопределенность общественного и организационного развития достигли такой степени, что прогнозы стали несбыточными. Построение сценария основано на вопросе «что будет, если?..» (подробнее см. Матс Линдгрен, Ханс Бандхольд. Сценарное планирование: связь между будущим и стратегией).

Часть VI. Катастрофика

Глава 21. Потрясение природой

Теория природных катастроф была основана Жоржем Кювье и с тех пор развивалась во множестве частных направлений. Заявка же на построение общей теории катастроф была дана только математиками. Они опираются здесь на категорию равновесия. Достигаемая системой равновесная стационарность при некоторых условиях прерывается, система меняет один режим движения на другой посредством скачка. «Катастрофами называются скачкообразные изменения, возникающие в виде внезапного ответа системы на плавное изменение внешних условий».

По степени своей социальности, т.е. причинной вовлеченности общественных отношений в их возникновение, катастрофы можно распределить следующим образом: природные, экологические, технические, социальные. В социологической типологии катастроф важно различать их также и по качеству социального фактора, причинно обусловливающего их возникновение. Например, по степени субъективности этого фактора: границы знания, неадекватности в культуре, просчеты, преступления (рис. 5).

Рис. 5. Типология катастроф

Глава 24. Чему учат кризисы

Вникая в историю подъемов и крушений многих бизнесов, я понял: кризис есть закономерная стадия развития любого из них. Он проявляется в исчерпании определенного бизнес-ресурса. И если у фирмы нет заранее заготовленного иного ресурса, то кризис переходит в критическую стадию. Отсюда следует, что любая организация должна постоянно отвечать себе на вопросы: откуда и почему может появиться кризис; какие инновации нужно готовить для его упреждения или преодоления?

Как же повысить устойчивость предприятий к кризисам? Прежде всего, понять и принять такую истину: жизнь идет по синусоиде – за успехом вероятны падения, и надо уметь снова подняться. Уже признание этой несложной истины повышает стрессоустойчивость менеджмента. Но отсюда следует и другой вывод: надо искать первые признаки приближения кризиса.

Слабые сигналы – это те признаки нарастающих проблем, факты, события, которые не улавливаются менеджментом, не доходят до него или же не оцениваются вовремя как значимые. И только когда эти слабые сигналы становятся сильными, грозными проблемами, менеджмент спохватывается и начинает с опозданием бороться с ними как с пожаром.

Часть VII. Гипотенузы

Мир треуголен, его катеты перпендикулярны. Расходятся интересы, рассеиваются цели, разрушается Порядок, ломаются тенденции, разнообразные синергики и энтропики рвут целостность мира, вбрасывают в него дезорганизацию. Нужны очень прочные синкретики, чтобы соединять концы удлиняющихся катетов. Вот и вытягиваются между ними слабые гипотенузы.

Глава 26. Диалогические решения

Диалог принят как общецивилизационная ценность в философии, искусстве, политике, экономике, праве, психологии, социологии, культурологии. Диалогический потенциал социума и есть его способность использовать различные средства, методы ведения диалога при согласовании интересов, целей и действий. Диалогический потенциал – не только ресурс развития общества, государства, народа, организации, семьи и иных социальных институтов, а критерий оценки их цивилизационной зрелости.

Очень велика цена диалогического невежества; слишком сильна корреляция между этим последним и нищетой, воинственностью; слишком велика дистанция между успевающими и отстающими народами и организациями, чтобы и дальше пренебрегать подобным критерием.

Есть несколько способов словесного взаимодействия оппонентов:

• Полемика – это борьба до победы одного соперника над другим.
• Дискуссия подразумевает заинтересованность оппонентов в привлечении друг друга на свою сторону, стремление убедить в своей правоте.
• Диалог означает обмен знаниями, ценностями, переживаниями.

Диалог исходит из следующих ценностей: каждый в чем-то по-своему прав; собеседник заведомо интересен своими знаниями, мнениями; уважительность в отношениях и т.д.

Такой подход реализуется через соблюдение участниками диалога следующих правил:

• не давать друг другу оценки, не выдвигать обвинения и упреки (напри мер: «вы не правы», «ошибаетесь», «это наивно» и т.п.);
• непонимание собеседником сказанного вами относить на свой счет (вместо: «Вы меня не поняли», говорить: «Я неудачно объяснил…»);
• стремиться понять доводы, сведения и состояние партнера;
• выделять точки совпадения мнений, информации;
• избегать «пороков полемики» по отношению к партнеру: подмены тезиса партнера; доведения какого-то его тезиса до абсурда; использования ошибок или обмолвок партнера; эмоционального подавления (сарказма, угроз, форсирования голоса); фокусирования на частностях.

Еще одно свойство диалога: он рассчитан на отношения «взрослый – взрослый» (см. Эрик Берн. Игры, в которые играют люди). Для «родительско-детских» отношений характерно манипулирование. Отношения между «взрослыми» манипулирования не исключают, но подводят их субъектов к открытости и доверию как наиболее выигрышной и выгодной тактике.

Диалог ценен своим завершением – сделкой.

Глава 27. Переговоры

Переговорная идеология строится на двух предпосылках:

• общие интересы есть всегда,
• различия – это возможности.

В более широком смысле переговорная методология имеет целью обмен настоящего на будущее посредством специальных процедур. В странах европейской культуры люди научились не добиваться одностороннего подавления партнера (противника, конкурента, соперника), а находить вариант соглашения по принципу «выиграл – выиграл», т.е., решать свои проблемы через решение проблем другого (см. В чем заключается принцип win-win (выигрыш – выигрыш), и как его реализовать).

Глава 28. Разрешение конфликта

Предпосылкой конфликта обычно становится противоречие интересов. Конфликт имеет склонность зацикливаться, превращаться в самонарастающий процесс. Компромисс как самый распространенный способ разрешения конфликта чреват его возобновлением, ибо требует от участников отступления от своих непосредственных интересов до тех пор, пока новые позиции не окажутся взаимоприемлемыми. Самый совершенный способ разрешения конфликта – интегративный, когда удается найти такой вариант, который каждая сторона считает своим и который отличается от первых двух. Очищение конфликта от эмоциональных и вторичных наслоений может открыть возможность для создания новой «технологии» отношений.

Об этой книге кратко

Наряду с природой и предметным миром, организации образуют третью природу человечества. Ее главное достояние – Порядок. Усиливается взаимосвязь всего со всем, накапливаются абсолютная и относительная сложности, нарастает неопределенность и вал изменений. Угроза дезорганизации острее, чем когда бы то ни было.

Чтобы понять и уменьшить эту угрозу, я и предлагаю теорию синергичной организации, которая видит источник дезорганизации в том, что синкретики не удерживают энтропиков и гасят синергиков. Взаимодействие этих трех оргпотенциалов – вот новый предмет исследований и разработок.

Обнаружены источники дезорганизации, вызываемой разнообразными энтропиками: социальными патологиями (в лидерстве, в бизнес-организациях, в нововведениях, в законности); порчей управления, этоса, речи, общественного разума; несовместимостью идеала и повседневности; потерей управляемости, катастрофами и кризисами.

[1] Скорее всего, автор настоящей книги однофамилец. – https://bitlylink.com/XFBbB

Industry 4.0 - Ethics and Identity - Future of Health and Healthcare - Environmental Health and Climate Change - Oceans

The Fourth Industrial Revolution represents a fundamental change in the way we live, work, and relate to one another. It is a new chapter in human development, enabled by technology advances that are commensurate with those of the first, second and third industrial revolutions, and which are merging the physical, digital, and biological worlds in ways that create both promise and peril. The speed, breadth, and depth of this revolution is forcing us to rethink how countries should develop, how organizations create value, and even what it means to be human; it is an opportunity to help everyone, including leaders, policy-makers and people from all income groups and nations, to harness technologies in order to create an inclusive, human-centred future.

https://attachments-content-prod.contextualiq.org/5920c6e8-9928-45ca-8e98-003c30a4172c.wav

Ethics and Identity

Innovations are redefining what it means to be human

Innovation triggered by the Fourth Industrial Revolution, in disciplines like biotechnology and artificial intelligence, is redefining what it means to be human by pushing the limits of lifespan, health, and cognition in ways once confined to science fiction. As knowledge progresses and new discoveries are made, a related moral and ethical discussion is critical - if people are to be able to appropriately respond to phenomena like life extension, so-called designer babies, and memory extraction. The biological domain in particular poses a range of ethical challenges when it comes to regulation and social norms. New technologies present questions about what it means to be human, what information about personal health should be shared, and what rights and responsibilities we have with regard to altering the genetic code of future generations. Many other questions are likely to arise with regard to human augmentation, and to how societies should deal with machines that have human-like qualities and an ability to autonomously make life-or-death decisions. Related privacy, data security, and identity issues are becoming increasingly important for policy-makers, regulators, and companies.

There are also growing concerns that, as the Fourth Industrial Revolution deepens our individual and collective relationships with technology, it may negatively affect social skills - like the ability to empathize. We already see this happening. A 2010 study by the University of Michigan Institute for Social Research identified a nearly 40% decline in empathy among college students compared with counterparts 20 or 30 years earlier. Most of that decline occurred after the year 2000. According to results of a study published by Nielsen in 2017, millennials in the US spend about six hours per week on social media, while members of Generation X (age 35 to 49) spend nearly seven hours. As face-to-face conversation is crowded out by online interaction, there are fears that people will begin to struggle to listen, make eye contact, or accurately read body language. To combat these challenges, there is a need to ensure that the Fourth Industrial Revolution fosters individualism and humanity, and is an empowering force that fosters technology as a tool that is made by people, and for people. Individuals and organizations need to take collective responsibility for creating a future where innovation and technology genuinely serve the public interest.

Future of Health and Healthcare

Summary

The global population will balloon from 7.6 billion to 9.7 billion by 2050, according to the United Nations - while the number of people over the age of 60 will increase to roughly 2 billion by that point. The world is currently ill-equipped to respond to these trends, and the global health system will have to undergo major transformation, and attract greater amounts of investment in disease prevention and health promotion, in order to ensure that an expanding global population can live better and longer lives.

Environmental Health and Climate Change

Air pollution and climate change are having a serious impact on global health

Nearly one quarter of all global deaths are a result of the environment, according to the World Health Organization’s (WHO) 2016 report Preventing Disease Through Healthy Environments: A Global Assessment of the Burden of Disease from Environmental Risks. One of the greatest environmental threats to human health is air pollution. Many low- and middle-income countries do not monitor air quality, and either lack effective emission control legislation or simply fail to enforce legislation. As a result, their populations face a disproportionate disease burden. In addition to outdoor exposure to air pollution, WHO estimated in 2016 that almost 3 billion people around the world were still burning biomass fuel and coal indoors, in order to cook or to heat their homes, which resulted in more than 4 million deaths annually. In 2018, WHO estimated that more than 80% of people living in urban areas (that monitor air pollution) are exposed to air quality levels that exceed the organization’s limits - and that 97% of cities in low- and middle-income countries with more than 100,000 inhabitants do not meet WHO air quality guidelines (the figure falls to 49% for high-income countries). 

Air pollution is also a primary contributor to climate change, which has generated global health risks including changes in vector-borne disease patterns, water scarcity, food insecurity, and violence. These threats are most severe for vulnerable populations like children, the elderly, and the poor. Additional measures are needed in order to reduce exposure to air pollution and mitigate the effects of climate change, and decrease disease rates and mortality. United Nations Sustainable Development Goals, and the Paris Agreement on climate change, have recognized this need and provide goals and targets in order to prioritize action (though one of the world’s biggest sources of carbon emissions and pollution, the US, has announced plans to withdraw from the Paris Agreement). New and expanding research disciplines, including Planetary Health (which takes into consideration all the natural systems that human health depends upon) and the collaborative approach known as One Health, have drawn increased focus to the complex, interconnected relationships between the earth’s natural systems and species. These approaches recognize that the health of humans, animals, and the environment are closely interrelated, and promise to broadly advance our understanding of environmental impacts.

Oceans

Oceans are a critically important source of nutritious food, income, inspiration, and stability. A 2017 estimate published by the consultancy BCG valued global “ocean assets” at more than $24 trillion. However, marine ecosystems face dangers that put this value at risk, like climate change, ocean warming, increased acidification, oxygen depletion, pollution, overfishing, and illegal fishing. Innovative policies, strong business leadership, and disruptive technologies will all be essential to navigate towards a cleaner and safer future.

This briefing is based on the views of a wide range of experts from the World Economic Forum’s Expert Network and is curated in partnership with Professor Douglas McCauley, Marine Biologist and Assistant Professor, University of California, Santa Barbara.

Pollution and the Oceans

The oceans have become a receptacle for the world’s pollution

The most harmful ocean pollutant is - far and away - carbon pollution. In the last decade, the oceans have absorbed nearly a third of the carbon dioxide emitted by industrial activity. This has slowed climate change, but at great cost to ocean health. When carbon dioxide is absorbed by seawater it increases acidity levels, and threatens ocean life ranging from the microscopic snails that feed salmon to the coral reefs that support tourism. Plastics are another particularly insidious form of ocean pollution; according to the non-profit Ocean Conservancy, coastal nations generate 275 million metric tons of plastic waste every year (and 8 million metric tons of plastic enters the oceans). The Ellen MacArthur Foundation and the World Economic Forum jointly predicted that there will be more plastic than fish (by weight) in the oceans by 2050, and the United Nations Environment Programme has recorded more than 817 species of ocean animal that have encountered plastic pollution. Plastic pollution has also been detected in seafood sold for human consumption; a 2015 study by a team of University of California, Davis and Hasanuddin University researchers flagged man-made debris in 25% of seafood market fish, and 67% of all species sampled in the US.

According to a report published in the journal Science Advances in 2018, only 9% of plastic waste has been recycled globally - highlighting a need to re-think design and regulation in a way that incentivizes re-use. Potential solutions include policies that curb the use of single-use plastics like bags or straws, or improving the capture of plastics that leak out of waste systems. Researchers have found that just 10 of the world’s rivers are the source of 90% of the plastic pollution entering the oceans, pointing to a possible focus for efforts to curb plastic pollution as a matter of policy and industrial reform - by stopping pollution at its source. Another major source of ocean pollution is the runoff of fertilizers used in agriculture, which are carried down rivers into oceans where they create population explosions of algae and bacteria. This in turn depletes oxygen levels, killing fish and creating inhospitable conditions for marine life. As a result, more than 400 low-oxygen “dead zones” have been documented in the oceans worldwide. The spread of these areas could be limited, in a way that also saves money for the agriculture industry, by deploying a more strategic and responsible application of fertilizers.

Mass Extinction

Ocean life is sitting on an extinction cliff As far as life on land is concerned, we are rapidly approaching what scientists have dubbed the “Sixth Mass Extinction” - as human-caused extinction rates approach levels last experienced during the era that saw the end of many dinosaur lineages. The situation in the oceans is a little brighter, for the moment. According to the International Union for Conservation of Nature, about 17 ocean animal extinctions have occurred in the last 500 years (during the same period, more than 500 land animal extinctions have occurred due to human activity). A 2016 report in the journal Science projected that rates of extinction in the oceans could increase dramatically, however - particularly as climate change accelerates. Ocean animals that are under threat include Monk Seals (both the Hawaiian monk seal and the Mediterranean monk seal), Blue Whales (which were depleted in the early 1900s), and all six species of sea turtle found in US waters. Without a change to business as usual in ocean management, we could therefore soon initiate an additional Sixth Mass Extinction in the oceans. An industrial revolution is beginning in the oceans, with parallels to the industrial revolutions that have taken place on land. This involves a rapid expansion of marine industries such as ocean farming, marine energy, and marine transport, and a nearly five-fold increase in the amount of ocean area being explored for deep sea mining. According to the International Union for Conservation of Nature, by May 2018 the International Seabed Authority had issued 29 contracts for the exploration of deep-sea mineral deposits, and more than 1.5 million square kilometres of international seabed (about the size of Mongolia) had been set aside for mineral exploration in the Pacific and Indian oceans and along the mid-Atlantic ridge. Mining in international water is expected to begin in 2025, according to the IUCN. On land, animal extinction rates began accelerating rapidly during the first two industrial revolutions, when there was much less awareness of the link between human health and the environment. Now, the oceans present an opportunity to intelligently move a marine industrial revolution forward without associated spikes in animal extinction that would compromise the oceans’ nourishing resources.

Human Well-Being and Oceans

The fates of the oceans and humanity are increasingly intertwined

The oceans are more than a beautiful home to inspiring ocean wildlife; they are a critically important source of nutritious food, income, jobs, and global stability. The oceans yield $2.5 trillion annually in goods and services, according to a “conservative” estimate published in 2017 by the consultancy BCG, making them equivalent to one of the largest single economies in the world. The oceans provide millions of jobs in fishing, aquaculture, tourism, energy, transportation, and biotechnology. The value of ocean resources is particularly important for poor countries. Fishery net exports from developing countries alone have been valued at $37 billion, or more than value of meat, tobacco, rice, and sugar exports combined, according to a report published in 2018 by the Food and Agriculture Organization (FAO). Wealthier nations are also dependent on ocean resources. The collapse of cod stocks along the east coast of Canada, for example, sparked the largest mass layoffs in the country’s history and prompted large-scale migration from affected provinces. Canada spent almost $2 billion between 1994 and 1998 on aid and recovery programs aimed at coping with this social and ecological disaster.

The oceans act as a massive refrigerator of free-range, highly nutritious food fit for human consumption. According to the FAO, fish provide more than 3.1 billion people with at least 20% of their animal protein, and serve as a critically important source of nutrients essential to good health like iron, zinc, and omega-3 fatty acids. Researchers estimate that if current trajectories for fishery decline persist, 845 million people could become at risk of diseases associated with malnutrition. Ocean health and human health intersect in other important, but sometimes less obvious ways. Fishery declines have been linked to human trafficking when, for example, child and slave labour is used to capture increasingly rare fish. Another example: some analysts suggest that piracy in Somalia and West Africa can partially be explained by disenfranchised fishermen turning to violence in order to protect decreasing offshore fish stocks. In situations where overfishing has depleted potentially lucrative species, organized crime has also escalated. In Mexico’s Sea of Cortez, for example, it is believed that drug cartels may be involved in an illicit industry that is both depleting a critically-endangered fish and threatening to trigger the extinction of the Vaquita (a small porpoise).

Aquaculture

We are shifting from being ocean hunters to ocean farmers In 2014, for the first time in history, the global population ate more farmed fish than wild fish; this was a development as transformative as our forebears’ long ago shift from hunting and gathering on land to becoming able to rely on agriculture. Aquaculture in the ocean is a booming industry. According to a report published in 2018 by the Food and Agriculture Organization of the United Nations, global aquaculture production excluding plants increased by roughly 30% between 2011 and 2016, to 80 million tonnes. Production of finfish alone during 2016 was valued at $138.5 billion, according to the FAO report. While growth has been geographically diverse, the vast majority is currently centred in Asia. China alone represents more than 60% of global aquaculture production. The industry’s expansion could help meet a growing global demand for food from animal sources that may increase by 80% by 2050 - fuelled by global population growth, and by increasing amounts of wealth in developing countries. Aquaculture could play an important role in promoting global food security. But there are challenges involved in keeping the nutritious products produced in lower-income nations within domestic markets, where they can help fight malnutrition and undernutrition; that’s because farmed seafood like shrimp is now often exported from developing to developed nations. In addition, just like farming on land, farming in the ocean can be environmentally destructive. While proponents of aquaculture note that it can take pressure off of frequently-overfished wild stocks, the negative effects of aquaculture include pollution, the harvesting of at-risk wild fish to feed farmed fish, and the destruction of wild fish nursery grounds (like mangrove forests) in order to build fish farms. Innovation could better enable more responsible fish farming, particularly as an increasingly crowded and protein-hungry world looks to the oceans for nourishment. The challenge will be to make ocean aquaculture something that can successfully meet food shortfalls - without also inflicting damage on ecosystems.

Climate Change Impacts

Oceans are extremely vulnerable in the face of climate change

The oceans are being hit hard by climate change. Effects include ocean warming, ocean acidification, and oxygen depletion. A future ocean that is hotter, more acidic, and a more difficult place for ocean life to breathe presents serious challenges. The oceans have absorbed more than 90% of the heat produced via greenhouse gas-associated warming since the 1970s - and according to the National Oceanic and Atmospheric Administration, the five warmest years on record have all occurred since 2010. Ocean life is largely accustomed to stable temperatures, and is vulnerable to related changes. Coral reefs, for example, which can house millions of species, are being bleached from overheating. Back-to-back extreme ocean heat waves in 2016 and 2017 caused massive bleaching of the Great Barrier Reef off the coast of Australia, killing half of its coral. Potential related economic impacts, not to mention environmental impacts, are significant - a 2013 Deloitte study found that the Great Barrier Reef was generating about $7 billion in revenue for Australia, largely via tourism.

As an ocean warms, its oxygen levels drop. Oxygen content in the oceans declined by an estimated 2% between 1960 and 2010, according to a study published in the journal Nature in 2017. In addition, since the First Industrial Revolution, the acidity of the oceans has increased by roughly 30% as a result of carbon dioxide dissolving in marine waters; this makes it more difficult for many organisms to form healthy skeletons and shells. Scientists from the University of British Columbia's Institute for the Oceans and Fisheries have predicted that if climate change continues unchecked, global fisheries may suffer $10 billion in annual revenue loss by 2050. Global warming-driven sea level rise may be the most impactful form of ocean-related climate change - scientists predict that half of the population in 25 megacities (cities with more than 10 million inhabitants) will be affected by sea level rise if climate change is not slowed; Miami, Shanghai and dozens of other cities have already suffered related effects. Climate change must be aggressively checked in order to enable natural adaptation and evolution, and scientists typically agree that the best way to do this is to confront the difficult task of directly reducing global carbon emissions.

Shifting Ocean Governance

Current regulation does not adequately address the changes now impacting oceans The oceans have always been difficult to govern; they cover 90% of the habitable space on the Earth, creating an immense, supranational domain with unique regulatory challenges. Unlike most natural assets on land, many ocean resources (such as the bluefin tuna that is prized for sushi) regularly swim across jurisdictional boundaries. In addition, damage incurred within one nation’s jurisdiction (like plastic pollution) can impact nations many thousands of kilometres away. Meanwhile climate change is driving seafood stocks towards the planet’s poles, to escape warming waters. This can create worrisome volatility in less-developed regions - as fish travel out of the reach of countries that need them most. Unfortunately, policies that can properly address these issues have been deferred. Two thirds of the oceans are on the high seas, or outside of the jurisdiction of any single country. The United Nations has committed to developing a first-of-its-kind, legally-binding treaty to better manage biodiversity and resources on the high seas by 2020. If it is successfully implemented, this could be a significant boon for ocean biodiversity. The cross-border migration of valuable seafood has the potential to not only deprive developing economies of resources, but also spur regional conflict. Research published in the journal Science in 2018 suggested that as many as 70 countries will see new fish stocks in their national waters by the year 2100, as a result of climate change. New international agreements are needed to govern the sharing of fishery resources, and to prevent countries from overharvesting stocks when they realize their assets are migrating beyond their borders. One positive development in the world of ocean governance has been the establishment of marine protected areas. These can buy time for at-risk ecosystems to better adapt to climate change. However, based on a review of 144 studies, researchers at the University of York have concluded that about 30% of the oceans would need to be placed within protected areas in order to meet ocean health management goals - though just over 7% is currently protected. The United Kingdom has protected an area of ocean larger than the country’s own land mass, and Chile, the US, and Kiribati have established protected areas that are collectively larger than Italy - now, other countries need to catch up.

Overfishing

Fish are being removed from the sea faster than they can be replaced

The scientific philosopher Thomas Henry Huxley assured everyone in 1883 that it would be impossible to deplete populations of prolific fish like cod, mackerel, and herring. Within a century, he was proven wrong. The Food and Agriculture Organization of the United Nations reported in 2018 that about a third of global fish stocks are overfished - not least because fishing laws promote the philosophy that anything fishermen fail to harvest themselves will just be taken by others. Research published in 2016 in the Proceedings of the National Academy of Sciences suggested that replacing antiquated fishery governance systems with rights-based fishery management tools could increase fisheries’ collective annual profit by $53 billion. These tools can be used to allocate individual fishing rights to local fishermen and fishing communities, and their successful adoption has been documented in Australia, Iceland, and Mexico. Another issue is wasteful inefficiency; many fisheries capture, kill, and potentially discard marine species like sharks, dolphins, and sea turtles regardless of their suitability as potential food, and the damage that this causes imperils broader ecosystem health.

Illegal and unreported fishing exacerbates overfishing, and is a growing problem. According to a study published in 2014 in Marine Policy, up to a third of all wild seafood imported in the US is believed to be illegally caught. In the case of long-living, slow-growing marine species, a single incident of illegal fishing can set an ocean ecosystem back by decades. New surveillance technologies and platforms for data sharing are needed in order to rein in illegal fishing; one promising related development is the Agreement on Port State Measures, a global treaty that went into force in 2016 and can curb illegal fishing vessels’ access to ports. However, more countries are needed to back the agreement. There are a variety of other ways to combat overfishing, including a more strategic review of the billions of dollars spent globally on harmful fishery subsidies that, in many instances, promote economically-irrational overfishing (an effort is now underway at the World Trade Organization to pursue related reform). Replicating the European Union’s yellow/red card program for combating illegal fishing, which blocks market access to non-compliant foreign supply nations, is another potential option. Better controlling overfishing and illegal fishing is an increasingly critical element of safeguarding global food security, and of ensuring the health and prosperity of coastal economies.

Emerging Ocean Technologies

New opportunities for ocean-based industries are emerging, and so are challenges Emerging technologies are changing the way we harvest food, energy, minerals, and data from the ocean. Rapid innovation in marine robotics, artificial intelligence, low-cost sensors, satellite systems, and methods for collecting and analysing data may yet create a cleaner and safer future - though these developments also present potential challenges for ocean health. Ocean mining is one example; portions of the seafloor are rich in gold, platinum, cobalt, and rare-earth elements, though these resources have up until now been out of reach. New, 300-ton mining machines have been developed that can harvest minerals in some of the deepest parts of the sea. Japan has completed its first large-scale mineral extraction from the seabed, and plans to begin commercial mining in its waters within the next decade. Meanwhile on the high seas, the Jamaica-based International Seabed Authority has issued more than 1 million square kilometres of mining exploration claims to 20 different countries. However, much of the seabed within these claims remains unexplored, and new species are frequently being discovered in the vicinity. It remains unclear if and how sediment plumes from seabed mining will affect the health of oceans generally, and fisheries specifically. Finding a way to properly balance mining interests against potential impacts on ocean ecosystems and marine industries remains a challenge. A revolution in our ability to collect and process ocean data has now enabled the detection of illegal fishing from space, empowered sustainability-focused companies to more efficiently connect with people, and helped build intelligent zoning plans that better balance the needs of fishermen, marine transportation, and ocean conservation. In addition, new technologies are being developed to plug into the ocean’s enormous stores of green energy (possibilities include wave energy, tidal energy, thermal energy, and offshore wind). A record 4,331 megawatts of new offshore wind power was installed around the world during 2017, according to the Global Wind Energy Council, which increased the size of the market by 95%. While remaining hurdles to harvesting ocean energy include cost efficiency and the potential impact of new ocean power plants on ocean life, other exciting innovations are on the way: a robot that swims like a tuna, underwater data centres, autonomous self-driving ships, and geodesic spheres that can serve as offshore fish farms, for example. Properly embraced, disruptive technologies can help us take more from the oceans while damaging them less.