Применение терминов «цель» и «ценность» остается очевидным, не вызывающим больших сомнений, если сам применяющий опирается на сложившиеся стереотипы использования терминов. Как правило, такой мыслитель считает достаточным наличие стереотипов, общее ощущение встроенности в сложившуюся риторику и обладание собственного смыслового образа, сопровождаемого чувством очевидности. Условием поиска определенности в имеющемся смысле является участие в дискуссиях, в которых демонстрируется иное понимание тех же терминов и уверенность в очевидности иной версии.
Именно в дискуссии, как развернутом типе мыслекоммуникации с выделением «автора», «понимающего», «критика» в качестве отдельных мыслекоммуникативных позиций выявляется исходная допустимость многих смысловых версий, их внесенности в ход обсуждения, настойчивости носителей этих версий, а затем и вторичная недостаточность многообразия смыслов, их недопустимость при ориентации на результативность и перспективность результатов дискуссий, появляется потребность в переходе от смысловых комплексов и единиц к значениям, дифференциальным и интегральным.
Эта цепочка процедур издавна обсуждена в лингвистике, психолингвистике, общем учении о языке, включающем переход от субъективных, ситуационных смыслов к обобщенным, конвенциональным, конструктивным, надиндивидуальным значениям. Достаточно определенно подобное различие обсуждено и в психологии (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубенштейн и др.). Более строгие концептуальные дифференцировки осуществлены в логике и методологии (см. например, о различии «смысла» и «значения» в работах Г.П.Щедровицкого (1995).
Сама необходимость «возврата» в обсуждение значений указанных терминов обусловлена воспроизводимым отсутствием учета логико-семиотических условий в конструировании значений и их применении, что приводит к множеству неизбежных разночтений, неаргументированных или недоказуемых версий, некритичности в семантическом обеспечении рассуждений, размыванию существа дела, сохранению недостаточной определенности парадигматических оснований суждений и умозаключений в значимых областях теоретической психологии.
Мы приведем иллюстрации достаточно легко выявляемых неопределенностей применительно к термину «ценность», соотнося его с термином «цель» для удобства характеристики общего механизма самоорганизации человека. Более простым для обсуждения выступает раскрытие значения термина «цель», что позволяет накопить потенциал для раскрытия значения термина «ценность».
Термин «цель» применяется в структурных сочетаниях с терминами «деятельность», «действие», «потребность», «желание» и т.п. Так Г.Спенсер рассматривает деятельностный характер активности человека в рамках возникающих желаний и предрасположенностей духа, сопровождаемой построением плана деятельности, противопоставлением желания и разума, их совмещением, выбором цели, рассмотрением следствий, соотнесением целей и средств (898). По результатам обдумывания, в том числе содержания целей, человек может отгонять желания, противоречащие результатам обдумывания. Тем самым, желания и предрасположенность духа побуждают к размышлениям целевого, планового характера, соотнесению цели и средств достижения цели, а после постановки цели, фиксации плана динамика желаний становится подчиненной усилиям по целедостижению и выполнению плана.
На время достижения цели и выполнения плана субъектная динамика «должна» соответствовать фиксированности содержания и плана. При выходе за пределы допустимого эта динамика «должна» корректироваться». Тем самым, целедостижение выходит за пределы естественной динамики и принадлежит иному типу бытия, обеспечиваемому иной самоорганизацией человека.
На этом противопоставлении и выделяется различие «индивидной» и «субъектной» формы самоорганизации в мире деятельности (См. также: Анисимов О.С. (2005), (2006 а). Подобные отличия субъективных проявлений были обсуждены многими мыслителями например: Аристотель (1976), Гегель (1956) и др.
Принципиальную роль в целедостижении играет способность субъекта к самокоррекции для приведения себя к соответствию целедостижению и форме целесоответствия, в частности - плану достижения цели. Так К.Н. Корнилов отмечает, что интеллект тормозит активность, а воля обеспечивает достигаемость цели (1926, 1923).
Об иерархической совместимости различных и разнонаправленных в процессе деятельности психических механизмах, например, эмоциональном и волевом, рассуждали многие психологи, в том числе С.Л. Рубинштейн (1973). В своей психологической деятельности А.Н. Леонтьев учитывал заимствованный в марксизме контекст «трудовой деятельности», в которой максимально выражена консервативная роль цели, соотносимой с исходным материалом, этапами преобразования, с особенностями применяемых средств, динамикой условий (1983).
В связи с этим особую значимость приобретает механизм осознавания цели, мышления, сопровождающего все соотнесения и обеспечивающего их, а также механизм самосознавания. В самосознавании опознаются потребности, их динамика, мотивы, связанные с опредмечиванием потребностей, а также и цели как главные образующие в мотивах, так как цель возникает при осознавании мотива. Тем самым, в деятельности специфически согласуются и потребностная динамика, и мотивационные оценки предметов потребностей, вместе с сопровождаемой эмоциональным отношением, и выделенные цели.
Мотивы и цели вносят направленность в процесс деятельности, но именно цели предопределяют консерватизм направленности, иерархическую предопределенность в использовании всех психических механизмов в целедостижении, выходящую за пределы «естественности» внутренних межмеханизмических отношений. В ином случае целедостижение перестает быть гарантированным. Как отмечает К.А. Абульханова, личность регулирует психические состояния, выявляя - соответствующее и потребности, и цели - и несоответствующее им (1991) .
Итак, «цель» суть представление о результате действия или деятельности в целом, имеющее «требующий» статус.
Перейдем к обсуждению «ценности». Часто ценность определяется как личностный смысл явлений для индивида (Фридман, 1997, с. 286), а также как коллективные представления о положительной или отрицательной значимости для человека и общества тех или иных явлений, предмета, а также абстрактных идей (Мудрик, 1997, с. 245). Так же определяет «ценность» и А.В. Морозов и Д.В. Черниловский (2004, с. 252).
Когда говорится о «личностном смысле» для индивида, то необходимо либо доопределить «личность» или иметь в виду, что «индивид» суть более сложное и развитое состояние субъективности, чем пребывание в естественной динамике. Мы можем понимать утверждение в следующем варианте: явление, предмет, идея оцениваются с точки зрения актуального состояния человека и либо в слое индивидности, либо в слое субъектности, либо в слое личностности.
Если подчеркивается слой индивидности, то имеются в виду первичные мотивы, так как «мотив» суть представление о предмете (и т.п.), ставшем значимым с точки зрения актуального потребностного состояния (см. о различениях: Анисимов О.С. 2005).
При введении слоя субъектности мотив становится более развитым и включенным в соотнесение с фиксированной нормой действия, подчиненным этой норме, что предполагает сформированность субъектных качеств и механизмов человека.
Именно такой мотив соотносится и совмещается с целью, оставаясь нетождественным цели, так как цель выводится за подчинение субъективности и предопределяет ее, в том числе и динамику содержания мотива.
В том случае, если рассматривается личностный слой, предполагается установка на изменение и совершенствование цели и способа действия в общих рамках рефлексивной самоорганизации (см. также о креативности и рефлексии: Анисимов О.С. 2007, а,б).
Следовательно, можно говорить, оставаясь в зоне смыслов автора, о мотивах и мотивационных механизмах. И тогда остается вопрос о специфичности «ценностей».
При рассмотрении положительной или отрицательной значимости для человека и общества тех или иных явлений, предметов, идей вносится дополнительная характеристика «коллективных» представлений. Тем самым, предполагается внесение представлений и оценок в среду коллективного бытия, согласование тех и других, вынесение «общих» содержаний и их значимости.
Выход за рамки индивидуальных оценок означает переход из жизнедеятельностного бытия, подчиненного удовлетворению потребностей отдельного человека в его естественной динамике жизни – в социодинамическое бытие, подчиненное уходу из противопоставления носителей жизнедеятельности и вхождению в согласование способов взаимоиспользования и последующее согласовательное бытие (Анисимов 2005). В этом случае решающую роль играет не индивидуальный мотив, а содержание договоренности и процесс его достижения.
Мотивационные единицы и процессы подчинены содержанию согласованных целей и способов, хотя и само согласование неустойчиво под давлением индивидной динамики. Значимость явления, предмета здесь определяется содержанием цели и способа взаимоиспользования для реализации скорректированных в согласовании содержаний потребностей и мотивов. В этом и заключена первичная содержательность «коллективности» оценок.
При более развитых типах согласований, в социокультурных взаимодействиях, сам согласовательный процесс организуется с применением критериев, носящих надиндивидуальный характер. Поэтому деперсонифицируется, в той или иной мере, сам согласовательный процесс, меняющий механизм самоорганизации каждого участника.
Источником деперсонификации выступает «критерий» вместе с механизмом его появления. В критерии лежит источник содержания «коллективности» нового, социокультурного уровня, а согласованность остается периферической частью коллективности. Именно критерий, его понимание, принятие, использование порождают самокоррекции более глубокого уровня, соответствующие углубления в развитие всех психических механизмов, особенно все более сложных, вторичных и третичных.
Следует также осознавать, что переход в социокультурный уровень взаимодействий одновременно влечет появление новой мыслекоммуникативной позиции «арбитра», а затем и позиции «организатора» мыслекоммуникативного взаимодействия. Именно арбитр выходит в надиндивидуальныое самоотношение и отношение к дискутирующим, хотя и по содержанию обсуждаемого. Он обобщает, создает абстракции и предполагает принципиально иной тип интеллектуальной динамики, мышления, определяемый функциями порождения, хранения, использования и коррекции абстракций (Анисимов: 2000, 2008).
Роль организатора дискуссионного взаимодействия состоит в соотнесении, структурном совмещении мыследействий всех позиционеров для создания эффекта единого мыслительного процесса и появления единого результата.
В социокультурном взаимодействии содержание коллективности выводится на качественно иной уровень, чем и предопределяется содержательная и механизмическая характеристика «значимости» явления, предмета или абстрактной идеи. Упоминаемый автор не вносит различий типов бытия, в том числе социодинамического и социокультурного, а также деятельностного, что не позволяет придать определенность содержанию значения «ценность».
Мы видим, что эти и многие иные представления о ценностях сводимы к тому, что обсуждается в психологии потребностей и мотивов. Следует подчеркнуть и недостаточную определенность содержания значения слова «мотив», «мотивация», сохраняемая в современных воззрениях. Так в одном из словарей, отредактированном А.В. Петровским и М.Я. Ярошевским, говорится о том, что мотивом является побуждение к деятельности, связанное с удовлетворением потребности субъекта, а также совокупность внешних и внутренних условий активности субъекта, определяющих направленность – мотивацию и выбор направленности деятельности; предмет, ради которой она осуществляется; опознаваемая причина, лежащая в основе действия и поступков (1990, с. 219.).
Но побуждение предопределяется сначала потребностью и ведет к поиску предмета, предполагающего направленность поведения, определяется представлением о предмете, оцененном с точки зрения потребности, потребностного образа как тождественном потребности.
В данном определении нет однородной объектно-субъективной картины, «онтологии субъективной динамики» в контексте цикла поведения человека. В основе действий и поступков человека лежат как потребность, так и мотив, но потребность определяет ненаправленную часть поиска, а мотив – направленную часть присвоения или, в более сложном варианте, преобразование предмета для доведения его свойств до соответствия фиксированного мотива. Именно в преобразовательном звене возникает и место для цели.
Нередко говорится о том, что деятельность человека побуждается несколькими мотивами, один из которых становится ведущим, вносящим личностный смысл, например, в словаре, редактированном В.В. Давыдовым и др. (1983). Но соотнесенная потребностная оценка многих предметов, ведущая к многим мотивам в единой ситуации, не меняет сути сказанного выше и лишь усложняет картину. А иерархизация мотивов ведет лишь к структурному усложнению, не связанному изначально с контекстом субъектных или личностных проявлений человека и с «личностным смыслом».
Б.С. Братусь различает психофизиологический, индивидуально-исполнительский и личностный уровни мотивации, в которых первый уровень относим к индивидным самопроявлениям, второй – к субъектным проявлениям, к направленности на нахождение и способы реализации смыслов в конкретных условиях, а третий – к созданию смысловых ориентаций, смысла жизни, отношения к себе и другим, к пониманию своей человеческой сущности и назначения (1988).
Мы видим здесь некоторую неопределенность моментов «субъектного» и «личностного» самопроявления в осуществлении индивидуально-исполнительской мотивации. Но важнее характеристика личностного, «личностно-смыслового» уровня мотивации. Оценке на значимость подвергается содержание ориентаций, «общего смысла жизни», понимания человеческой сущности и назначения.
Несмотря на значительную синкретичность рассуждения в данной версии мы видим с одной стороны переход к построению проектов жизненного пути, выявлению в различных версиях пути базисных оснований, стремление зафиксировать единое, охватывающее основание, совмещающее качественные переходы в развитии психики при прохождении жизненного пути, нахождение критериев развития «низшего» и «высшего» в лестнице уровней.
С другой стороны, предполагается субъективная оценка содержания прогнозов и проектных версий, осознанное самоопределение относительно фиксированных возможных путей (см. также: К. Абульханова 1991; А.А. Деркач 2000 и др.).
В то же время, следует придавать большую определенность основаниям рассуждения. Если прогнозирование и проектирование жизненного пути может происходить достаточно случайно, в рамках смыслового самовыражения и отсутствия критериального обеспечения, то поиск оснований уже повышает уровень прогноза и проектирования, вносит момент неслучайности в характеристику смысловых версий.
Однако и здесь определенность и точность зависит от определенности и сущностной глубины критериев и оснований вводимых версий. Лишь в ходе введения «метаоснований», критериев, обладающих высоким и высшим уровнем абстрактности и онтологичности, - содержанию критериев и самих версий придается высокая и высшая определенность (см. Анисимов 2008).
Рассмотрение жизненного пути, «сущности» человека, его «предназначения» опирается на развитость понятийных различений и самого механизма порождения понятий, внесение в логическую организацию «абсолютного метода», основные черты которого ввел Гегель (см. подробнее: Анисимов 2000, 2004.).
«Абсолютный метод» имеет псевдогенетический характер, выражая организацию мысли при сущностном прослеживании этапов развития обсуждаемого «объекта».
В истории мысли крайне мало систематических теоретических конструктов, раскрывающих путь развития субъективности. Можно упомянуть китайскую «Книгу Перемен» и «Философию духа» Гегеля (см. их реконструкции: Анисимов 2000, 2006 б).
Только обсудив предназначение человека в контексте его помещенности в универсум и раскрыв сами законы универсума, мы получаем возможность понять подлинное предназначение человека и вырабатывать свое отношение к нему, вводить тот тип самоопределения, в котором основной, определяющей является установка и направленность на соответствие предназначению (см. также о метаоснованиям в аналитике: Анисимов 2007, в,г).
В этих контекстах ценности предстают как высшие по содержанию значимости, которые в качестве своего интеллектуального основания имеют высшие представления об универсуме, механизме универсальной динамики, места человека, общества, культуры, духовности в универсуме.
Тогда и рождается универсумальное самоопределение как высший уровень мотивационной процедуры, подчиненный содержанию «предназначения» цивилизации, общества, человека в обществе и цивилизационной динамике.
Появляется проектное устремление к трансформации актуального состояния развитости в сторону соответствия предназначению, а представление о достигаемом состоянии предстает как «идеал» человека. Он носит квазицелевой характер, так как реально не может быть осуществленным, но сохраняется его целевой статус.
Конкретизируемый вариант идеала, совмещаемый с образом возможностей на жизненном пути в условиях общества и цивилизационной динамики, переводится в статус стратегической цели. В то же время отношение, субъективная признанность компонентов универсума, придание им высокого уровня значимости, независимого от исторической динамики, в текущем процессе и в возможном процессе, превращает эти представления в «ценности». На основе мировоззрения строится система ценностей, включающая блок ценностей человеческого бытия.
Для того чтобы обсуждать различие уровней значимости и приходить к высшим типам значимостей, следовательно, и мотивов, необходимо вывести основания значимостей не из динамики индивидуального бытия человека, а из типов и уровней развитости механизмов «объективного» характера.
Мы различаем механизмы жизнедеятельности, социодинамики, социокультурной динамики, деятельности, культурного бытия, духовного бытия, вводя качественные переходы от удовлетворения индивидуальных потребностей к согласованию и согласованному бытию, затем – к введению критериев согласования и соответственно критериям организованному бытию, к реализации и порождению норм преобразования чего-либо, к порождению и демонстрированию бытия высших, самых «абстрактных» критериев и, наконец, к вписыванию и вписанности в универсумальное бытие по критериям первооснований универсума (Анисимов 2004 б, 2005). Поэтому ценности возникают в условиях культурного бытия и обладают совершенством в духовном бытии.
В психологии принцип разделения «естественного» и «искусственного», «природного», «социального» и «культурного» применялся достаточно давно, удерживая импульс различений, возникший в философии. Примером философского раскрытия преодоления природности является псевдогенетическая концепция развития духа у Гегеля (1956). Принципиальность различений уровней бытия трактовалась и психологами, достаточно упомянуть концепцию «окультуривания» первичных психических функций Л.С. Выготского (1960). С этой точки зрения интересными являются взгляды В. Франкла (1990).
В. Франкл критиковал «природный» принцип удовольствия, который легко вписывается в жизнедеятельностное бытие, но с учетом различных психотипов. Он считал, что принцип удовольствия является искусственной психологической конструкцией (1990, с. 165). Удовольствие не является целью наших стремлений, а выступает как следствие ее достижения. Более значимым предстает такое психическое качество, как интенциональность (1990, с. 165). Желанию может соответствовать множество целей различного типа.
Заметим, что цели возникают в условиях социализированного бытия, адаптации к социокультурным, деятельностным средам. В. Франкл говорит о таких устремлениях, как «нравственный порыв» (1990, с. 166). Он предполагает оттеснение принципа удовольствия, так как соответствие надиндивидуальным критериям в социокультурных взаимодействиях возможно лишь после развития первичных потребностей и мотивов в практике вхождения и адаптации к этим взаимодействиям. Тем более это верно в культурном бытии. В Франкл отмечает, что в театре зрителя привлекает содержание пьесы, а не сами по себе жанры (1990, С. 166).
Следует добавить, что сценарий и его воплощение являются лишь «телом» культурной организованности, тогда как его «сутью» предстает показанное в сценарии содержание высших критериев и их раскрытие в модельных действиях.
Когда В. Франкл обсуждает «смысл жизни» человека, то он выделяет не первичные оценки динамики бытия, а результаты многих трансформаций первичных оценок и самих психических механизмов в ходе социокультурных, деятельностных, культурных взаимодействий. Правда он это осуществляет не в «понятийном» ряду различений, оставаясь в смысловом характере мышления. В частности В. Франкл подчеркивает, что принцип удовольствия не может составлять основы моральных максим (1990, с. 168).
Более важен универсальный принцип реакции напряжения, воплощаемый, например, в нирване. Но этот принцип должен быть, по его мнению, дополнен стремлением сохранить свою идентичность, индивидуальность. Более того, подобные универсальные принципы в применении к нравственности заводят нас в тупик (1990, с. 168).
Следует учитывать законы субъективного мира, не тождественные законам предметного мира. Человек оценивает мир, объекты, порождает чувственное отношение к нему в зависимости от своей индивидуальности. В этом контексте В. Франкл и обсуждает ценности. Тип объектов, к которому вырабатывается отношение, в том числе порождается, и состояние удовольствия становится миром ценностей. Индивид ощущает истинную радость только тогда, когда эмоции выступают как ценности и радость невозможно преследовать как цель (1990, с. 170). Постигая ценность, мы осознаем, что она существует сама по себе.
Мы видим, что в рассуждении В. Франкла сохраняется значительная неопределенность различений. Сама по себе субъективная оцененность предмета принадлежит уровню первичных мотивов, если предметы не содержат результатов социокультурных трансформаций. В то же время, он предпочитает «высшие смыслы» и выбирает именно социокультурные и культурные содержания, воплощенные в предметах, в нормах, в сценариях и т.п.
Этические и эстетические ценности предполагают для их постижения соответствующие действия (1990, с. 171). Тем самым, чтобы ценности стали вовлеченными в бытие человека, от него требуются усилия в их понимании и признании. Чем более высоким является уровень развитости этих ценностей, тем большим становится и путь к ним.
Ценности, отмечает он, становятся обязанностями, «ежедневными требованиями» к решению жизненных задач конкретного человека (1990, с. 171). Неповторимость личности и жизненных ситуаций приводит к уникальности и неповторимости решаемых задач. Мир ценностей видится под углом зрения отдельной личности (172).
Человек должен быть гибким, регулируя свои усилия сообразно возможностям, которые предоставляет жизнь. Наивысший смысл каждого момента человеческого существования определяется интенсивностью его переживаний (173). Особо значимыми являются отношение человека к своей судьбе и жизнь человека полна смысла до самого конца (174). Быть человеком означает быть сознательным и ответственным.
Мы более подробно прокомментировали точку зрения В. Франкла, чтобы проиллюстрировать противоречие между содержательностью, тонкостью мысли автора и сохранением понятийной неопределенности, нечувствительности к применяемым средствам мышления как таковым, введением терминов в смысловую ткань рассуждения.
Ценности легко смешиваются по содержанию значения с мотивами, хотя и различного уровня развитости. Поиск «смысла» трактуется вне явного различения различных по качеству типов и уровней бытия, представляемых в смысловом потоке перечислений сюжетов из жизни.
Подобным образом размышляют многие, большинство талантливых психологов. К примеру, Т. Шибутани говорит о том, что объекты оцениваются с точки зрения прошлого опыта и того, что ожидалось, и источник удовлетворения выступает как объективная ценность, а то, что связано с разочарованием, неудачей – как негативная ценность (1999, с. 95). Люди стремятся сохранить или приобрести то, что считают позитивной ценностью. Мера ценности, приписываемая человеком объекту, это не то, что он говорит относительно его ценности, а усилия по его приобретению или использованию средств, без которых цель не достигается (1999, с. 96).
Мы видим, что термин «ценность» легко заменить термином «значимость» или «мотив» и т.п. Он не имеет своего особого сущностного содержания, присущего значения в ряду терминов, используемых для описания подобных явлений.
Для раскрытия специфичности содержания значения термина «ценность» мы обратимся к особенностям культурного бытия (см. также Анисимов 2006 в). Неопределенность понимания сущности культуры сохраняется, хотя еще Гегель с культурой связывал не только «общее», возникающее в социальной динамике, но, прежде всего, «всеобщее», собственно мир абстракций, материализующийся в культурных организованностях, языке, произведениях искусства (1956,1976, 1977). Действительно, З. Фрейд считал, что культура охватывает все приобретенные людьми знания, умения, установления для упорядочивания отношений между людьми (1969, т.1, с. 189-190). Это относится ко всему, чем человеческая жизнь возвышается от жизни животных. Здесь сливаются несколько типов бытия, исключая жизнедеятельностное бытие, не проводя различий между социокультурным, деятельностным и собственно – культурным бытием.
Й. Хейзинга усматривает возникновение культуры в игре и ее развертывание в игре (1992). Игра перешагивает рамки биологической деятельности, и она существует еще до культуры, будучи свободной деятельностью. Благодаря вымышленности игр появляются лидеры и культы как движущие силы культуры. Однако если допускать эти предпосылки, то необходимо ввести сами внутренние характеристики культуры. Для Й. Хейзинга игра является первичным фактом, а культура остается лишь характеристикой игры (1992, с. 39).
Е. Финк также считал, что язык, искусство, миф, религия связаны общими узами, и игра объемлет все, что возвышает человека над природой (1988).
Игра опирается на организованное воображение и созидание мира на основе воображения, отличаясь от деятельности, также предполагающее целевое и нормативное «воображение» (см. также Анисимов 2006). Она не столь консервативна, как деятельность, включая в себя рефлексивную самоорганизацию в воплощении замысла сценариста не подчиненную предметно-вещной определенности, как это существенно для деятельности.
В игре созидается субъективное бытие в рамках «лейтмотива» и чувственной абстракции, оставляя свободу актеру в конкретизации. В сценарий вкладывается «идея», не имеющая прагматической конкретизации.
Как и Гегель, Э. Кассирер характеризует культуру как процесс последовательного «освобождения» человека (1986). Человек преодолевает ограничения биологической природы. Однако, в отличие от Гегеля, он не подчеркивает, что высшее освобождение и присуще культуре, так как в человеческих трансформациях высшее задано ранее носителям культуры и самим бытием культуры. Остальное принадлежит предкультурности как предпосылке вхождения в культуру. Само по себе указание на то, что человек живет в символической вселенной, в мире мифов, языка, искусства, науки еще недостаточно для внутренней характеристики культуры. Так входящий в театр дилетант еще не готов к раскрытию сущности замысла сценариста, его идеи, хотя он и по-своему проживает ход спектакля. Присвоение культурных символов еще включает в себя внутренние трансформации, без которых культурное остается вне человека.
Сам процесс возвышения человека при использовании средств культуры подготавливает к предельным уровням этого возвышения, что характерно для вхождения в религиозное бытие как тип духовного бытия. В ходе возвышения конечные качества дополняются у человека приобретением качеств, подобных бесконечному. Как утверждал П. Флоренский, человек воплощает в себе единство бесконечности и конечности, вечности и временности, необходимости и случайности, узел мира идеального и реальности, будучи источником своей противоречивости в жизни (1977, с. 107).
Культура, а затем религия порождают и укрепляют бесконечное, необходимое, вечное в субъективности человека. В культовом ритуале, священнодействии, таинстве, а не в мифах и догматах составляют ядро религии, механизм высшего приближения к богоподобию. А этим - способствуется вхождению в мир первооснований бытия. Можно отметить, что через разделение мифов самих по себе и в контексте богослужения опознается переход из собственно культурного бытия в духовно-религиозное, а затем и в «чисто» духовное.
П.А. Флоренский отмечает также, что обряд при сохранении утилитарности, теряет духовный смысл. Так и миф скрывает святыню, если он воспринимается не как лишь средства прихода к святости. Философия, устремляясь к высшему постижению, во многом заимствует из культа, а не обратно (1977, с. 120). Культ соединяет «смысл» и «реальность». Как подчеркивал Н.А. Бердяев, в культуре происходит борьба вечности со временем, со смертью, хотя она и бессильна ее победить реально (1991).
Мы видим, что, преодолевая ограниченность требований к человеку, характерную для социокультурного бытия, всегда соотнесенных с исторической динамикой, культура, а затем духовность предъявляют человеку реально нереализуемые цели и требования, внося в него лишь момент вечного, всеобщего. Но этот момент обеспечивает собственно человеческие качества и предназначение человеческого бытия. Опираясь на эти качества, человек становится сопричастным к реализации законов универсума, становится «сотрудником» первооснований универсума. Это служение достигнутому соответствию универсумальным требованиям в реальных исторических условиях предстает как «высший смысл» бытия.
Соответствующая самооценка и самополагание в бытии превращают человека в реализатора высших ценностей, «считанных» с содержания миропонимания и присвоенных в мироотношении, в универсумальном самоопределении. Все исторически случайные цели корректируются под ценности и обретают характер целей, обслуживающих реализацию ценностей. Ценности здесь являются основаниями целеполагания в реальных условиях и коррекции случайных результатов целеполагания. Вне окультуривания и одухотворения человека такое соотношение целей и ценностей невозможно.
Неспецифичность характеристик культуры, присущая многим философам и психологам, вносила неспецифичность и в понимание ценностей. Так В. Виндельбанд и Г. Риккерт, исходя из подобных неразличений, членили науку на ту часть, которая изучает «природу», и ту часть, которая изучает «культуру» (1993, 1911). В. Виндельбанд считал, что в жизни, включая культурную, возникают все новые проблемы, которые постигаются в ценностном аспекте, ведя к появлению новых ценностей и трансформации прежних. Философия осмысливает эти изменения в контексте вечных ценностей, возвышающихся над временными интересами.
Вопрос об общеобязательности ценностей и имеет культурно-философскую значимость. Тем самым, сохраняется слишком грубое членение на «природное» и «культурное», хотя факультативно и удерживается особая зона философско-культурного проявления человека.
В свою очередь Г. Риккерт отмечал, что природе присуще возникающее само собой, тогда как культура состоит в созданности человеком сообразно поставленным целям и ради связанными с ними ценностями (1911, с. 52,53). Ценности еще трактуются «благами», позволяющими отвлечься от реальности. Говоря о ценности, он имеет в виду «значимость» хотя бы для одного человека. В то же время объекты культуры отличаются от того, что желается лишь инстинктивно. Под культурой он понимает объекты, связанные с общезначимыми ценностями и поддерживаемые ради этих ценностей (1911, с. 52). Тем самым, особая форма бытия культуры не игнорируется, но мысль недостаточно определенно вносит акценты то на излишне грубые членения, то на факультативный учет более тонких различений. «Ценность» размещается как вне, так и внутри собственно общезначимого, вечного и т.п., собственно культуры.
Одной из наиболее характерных трудностей в анализе ценностей, а также культуры, духовности, состоит в сложности понимания соотношения знания, содержания знания, с одной стороны, и оценки содержания носителем субъективности, приданием или неприданием субъективной значимости.
Если человек уже фиксировал основания значимости или действует под их давлением, например, потребностного состояния, то в ходе оценки и придания значимости сохраняемым будет лишь то в знании, в содержании знания, которое совместимо с основанием оценки. Но это исходное сочетание развитости мотивационного механизма в рамках потребительского отношения к реальности.
При вхождении в социальное, социокультурное, деятельностное пространства человек вынужден, в пределах своего психотипа различным образом адаптироваться к нормативным требованиям этих сред и внутренне трансформироваться, меняя сам механизм и направленность значимости. Сначала цель, задача, а затем более сложные типы нормативных оснований превращаются в более значимое, чем собственные желания и стремления, в «предметы» преобразования, коррекции. Временность вынужденного поведения заменяется приданием этим требованиям первичного характера, что и входит в продукт социализации.
От норм процесс переориентирования распространяется на критерии, сначала социокультурного типа, а затем и культурные критерии и основания. Каждый человек индивидуально проходит путь субъективного возвышения в зависимости от смены сюжетов жизни и, прежде всего, имеющегося потенциала адаптации к «высшему».
Но только тот успешно входит в культуру, а затем – в духовное бытие, который имеет достаточный потенциал, актуализируемый в ходе окультуривания и одухотворения. Только на этом пути и при успешности его прохождения и появляются не «свои», а культурные и духовные значимости, мотивы, а затем и ценности. При сохранении менее развитых оснований оценок, при внутренней консервативности уподобление высшему, великому, вечному, исконному не происходит.
Ценности появляются на базе «истинных» воззрений, преодолевших случайность мнений. Но если приближение к пониманию «истин» совмещено с трансформацией базы значимостей и самоопределенности в пользу «истинного», то сдвиги на пути возвышения становятся способствующими приближению понимания «истины».
Роль педагога, служащего миру вечного, истинного, состоит в использовании доверия к нему для облегчения внутреннего самокорректирования и устремления к «истинному». Переход от носителя «истины» к самой истине, если она функционально и реально предполагается, связан с переходом от доверия к вере и к использованию веры в самодвижении к «истине» (см. также: Анисимов 2007 г).
Завершая анализ, мы можем отметить существенные различия между «целью» и «ценностью».
Цель является мыслительным, осознанным представлением о желаемом и возможном состоянии меняющегося или преобразуемого «объекта», предполагающим соответствующие цели действия по ее достижению в конкретных условиях. На время достижения цели она обладает нормативным, требующим статусом и неизменна до ее переопределения или обесценивания.
Цель характерна для социодинамического, социокультурного, деятельностного бытия, хотя ее формы введения и реализации вносятся и в иные, более сложные типы бытия, например, культурное или духовное, но как обеспечивающее, служебное, не деформирующее базисный процесс.
Для того чтобы цель не оставалась лишь представлением о «будущем» состоянии преобразуемого объекта, необходимо иметь субъективное отношение к содержанию цели в рамках нормативного статуса цели, ведущее к готовности приводить актуальное состояние объекта в требуемое. Кроме того, такая готовность включает в себя и готовность к подчинению самопроявлений человека объективной логике преобразования, перехода от действительного состояния к требуемому состоянию объекта. Вместе с достижением цели, если она не предполагает переноса точки приложения к иному объекту, зависимость от цели, ее требований прекращается, и цель «превращается» в лишь представление об одном из состояний фиксированного типа объекта.
Для того чтобы «возникла» ценность следует сначала осуществить построение мировоззренческой картины на достаточном для этого уровне абстрактности и с выражением сущностных представлений о мире, т.е. построение онтологии бытия. Это возможно лишь в наиболее высоком уровне познавательного отношения к реальности, как правило – в философии, при поддержке логических форм организации мышления и методологическом сопровождении цикла построения.
Затем необходимо сохранение или, для неучаствующих в построении, достижение адекватного понимания содержания онтологемы и переходить к выработке субъективного отношения к содержанию, носящего «вечный», «неизменный», «истинный» статус при коррекции актуального отношения, носящего временный, изменчивый, случайный характер – до полноты адекватности. Это означает, что при постановке задачи на воссоздание бытия ресурсами конкретного субъекта требующим содержанием будет то, что характерно для выбранного фрагмента онтологемы.
Поскольку реальный субъект не обладает возможностями следовать онтологическому содержанию в демонстрировании, то ему остается ввести направленность на полноту соответствия, «доверяя» источнику требования и проявляя готовность к реализации требований.
Субъективная оценка фрагмента онтологии по его содержанию в установке на полноту доверия и устремленности к воплощению и составляет содержание «ценности». Сначала она предстает как исходящая от части онтологемы и является дифференциальной. Затем отдельные ценности совмещаются и обеспечивают переход к соответствующему отношению к содержанию онтологемы в целом, в том числе и к содержанию первопричин выраженного в онтологеме бытия.
Тем самым, цели и ценности имеют различное происхождение и предназначенность. Но без опыта в целеполагании и целеосуществлении не начинается и этап выявления и построения ценностей, протекаемый в культурной и духовной средах.
Литература
- Анисимов О.С. Теоретическая психология и понятийная парадигма. – М., 2005.
- Анисимов О.С. Креативная акмеология. – М., 2007.
- Анисимов О.С. Индивид, субъект, личность в контексте целостности психики человека. //Журнал «Мир психологии» № 1. - М., 2007.
- Анисимов О.С. Рефлексия и методология. – М., 2007.
- Анисимов О.С. Гегель: мышление и развитие (путь к культуре мышления). – М., 2000.
- Анисимов О.С. «И Цзин Чжоу И» как шедевр акмеологической мысли.- М., 2006.
- Анисимов О.С. Методология на рубеже веков (к 50-летию ММК). – М., 2004.
- Анисимов О.С. Основы метааналитики. 1-2 т. – М., 2007.
- Анисимов О.С. «Духовность» и «религия» как средства принятия государственных решений. – М., 2007.
- Анисимов О.С. Методологический словарь для стратегов. – М., 2004.
- Анисимов О.С. Стратегическое управление. Единство интеллектуальных, нравственных и духовных критериев. – М., 2006.
- Анисимов О.С. Развивающие игры, игротехника, методология. 1-2 т. – М., 2006.
- Абульханова К.А. Стратегия жизни. – М., 1991.
- Аристотель Сочинения в 4-х томах. Т. 1. – М., 1976.
- Бердяев Н.А. Философия неравенства. – М., 1991.
- Братусь Б.С. Аномалии личности. – М.. 1988.
- Винфельбанд В. Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия. – М., 1993.
- Выгодский Л.С. развитие высших психических функций. – М., 1960.
- Гегель. Сочинения. Т. 3. – М., 1956.
- Гегель. Философия религии. Т.1 . – М., 1976.
- Гегель. Философия религии. – Т. 2., М., 1977.
- Деркач А.А. Акмеология личностного и профессионального развития человека. Кн. 2. – М., 2000.
- Кассирер Э. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры. //Проблемы человека в западной философии. – М., 1986.
- Корнилов К.Н. Учение о реакциях человека с психологической точки зрения («Реактология»). – М., 1923.
- Морозов А.В., Чернилевский Д.В. Креативная педагогика и психология. – М., 2004.
- Мудрик А.В. Введение в социальную педагогику. М., 1997.
- Пиаже Ж. Избранные психологические труды.- М., 1969.
- Психология. Словарь. Под ред. А.В.Петровского, М.Г.Ярошевского. – М., 1990.
- Психологический словарь. Под ред. В.В.Давыдова и др. – М., 1983.
- Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. – Спб., 1911.
- Рубенштейн С.Л. Проблемы общей психологии. – М., 1973.
- Спенсер Г. Основы психологии. – Спб., 1898.
- Финк Е. Основные феномены человеческого бытия. //Проблемы человека в западной философии. Переводы. – М., 1988.
- Флоренский П.А. Из богословского наследия. //Богословские труды.– М., 1977.
- Франкл В. Человек в поисках смысла. – М., 1990.
- Фрейд З. Будущее одной иллюзии. //Избранное. – Лондон. 1969, ч. 1.
- Фридман Л.И. Психопедагогика общего образования. – М., 1977.
- Хейзинга. Homo Ludens. – М., 1992.
- Шибутани Т. Социальная психология. Ростов на Дону. 1999.
- Щедровицкий Г.П. Избранные труды. – М., 1995
Анисимов О.С.
